Супружеский долг - [42]

— Тебе нравятся мои прикосновения?

Его уверенный тон задел Эмму, и пыл ее несколько поостыл.

— Да, — сдержанно ответила она и, выждав минуту, приторным голоском добавила: — Как жаль, что мой первый муж не смог заставить себя исполнить супружеский долг. Подумать только, какой радости я была лишена!

Эмори замер на миг и, приподняв голову, пронзил ее внимательным взглядом, прежде чем она успела скрыть свое торжество. Чуть прищурившись, он пристально всматривался в ее лицо, а сам продолжал нежно сжимать ее грудь. Затем с той же ястребиной быстротой рука его скользнула вниз, и, раздвинув ее бедра, он проник в тесное лоно.

Эмма ахнула, плотно сжала ноги. Руки ее судорожно вцепились в его руку, стремясь остановить нежданное вторжение, но он не сдавался, решительно и невозмутимо продолжая движение среднего пальца, а большим потирая тугой узелок, где в этот миг сосредоточились все ее ощущения. Закрыв глаза, она пыталась побороть разгоравшиеся в ней чувства, но это оказалось невозможным. Отдавшись им полностью, Эмма вскрикнула и выгнулась навстречу его прикосновениям.

— Считаешь, Фальк доставил бы тебе такое же наслаждение?

— Не-ет. О, пожалуйста! — умоляла она, стеная и всхлипывая, в то время как палец его безостановочно продолжал свои движения, постепенно ускоряя их.

Эмори удовлетворенно наблюдал за женой — ему нравилось смотреть на ее пылающее страстью лицо, горящие желанием глаза, извивающееся под его рукой тело, наслаждаясь ее стонами и вздохами. Однако внезапно его поразила неприятная мысль: настоящие леди — это все знают — не получают удовольствия от близости с мужчиной.

Все глубже погружая в нее палец, Эмори смотрел, как она приподнимается в ритм его движениям, и хмурился все больше и больше. Бог свидетель, она вела себя не как благородная дама, тем более не как герцогиня. Голова ее отчаянно моталась по подушке, ноги широко раскинулись, чуть согнувшись в коленях, а пятки упирались в постель с каждым движением бедер, вздымающихся вверх в поиске обещанного удовлетворения.

Хмурое выражение его лица сменилось мрачной гримасой, когда Эмма стала громко вскрикивать. Эмори остановился и откинулся на подушки, угрюмо разглядывая балдахин над кроватью.

Эмма открыла глаза, потрясенная его поступком. Тело ее отяжелело и ныло от неудовлетворенного желания. При виде сердитого лица Эмори она сначала не поняла, в чем дело, но затем взгляд ее упал на его плоть, на этот его странный отросток. Он был большим и прямым как палка. Решив, что муж наказывает ее за упоминание о Фальке, Эмма неожиданно прильнула к нему, застигнув Эмори врасплох. Ей казалось, что она поступает очень разумно: в конце концов если конь не идет к всаднику, всадник должен сам вскарабкаться на коня. И она решительно оседлала его бедра.

Мрачность Эмори исчезла, но ее сменила досада. Эмма на миг задумалась об этом, но затем инстинктивно потерлась о его плоть.

— Что ты делаешь? — спросил Эмори возмущенным тоном и схватил ее за талию, собираясь стащить с себя, но Эмма вновь потерлась об него, и он замер, крепко сжимая ее, но не отдаляя. Лицо его окаменело.

Постанывая от удовольствия, Эмма продолжала свои движения. Руки ее упирались ему в грудь, она наслаждалась ощущением твердой мужской плоти. Эмори лежал неподвижно, чувствуя невероятное возбуждение. Он попытался было снять с себя Эмму, но такой подвиг оказался ему не под силу. Вместо того чтобы угаснуть, желание его нарастало с каждым мгновением. Не выдержав, Эмори приподнял свою буйную женушку и опустил ее на копье своей страсти, затем перевернул на спину и овладел инициативой.

Эмма с радостью приняла эту перемену, ведь ей было трудно поддерживать ритм движения, как ранее делал он. От напряжения ее удовольствие не увеличивалось, а скорее спадало. Она уже было решила, что все испортила, но Эмори вновь опустил руку и стал возбуждать ее.

Когда Эмма возобновила стоны и вскрикивания, Эмори что-то буркнул. На миг она смолкла и сжалась, на пылающем лице проступили растерянность и робость. Но ее внезапная сдержанность не только не усилила его наслаждение, а напротив — резко ослабила. Тогда Эмори вновь стал ее возбуждать, и Эмма сразу откликнулась, вздрагивая и извиваясь и повторяя рыдающим голосом его имя, благоговейно и радостно, словно он был Богом. Эмори почувствовал себя мощным и великолепным, желание загорелось в нем неистово и яростно. Казалось, он может проскакать на ней всю ночь… И он мысленно возблагодарил небо и глупца по имени Фальк.

— Доброе утро, милорды! День хорош, и вы прекрасно выглядите оба.

Блейк не мог не ответить улыбкой на лучезарную улыбку Эммы, которой она одарила его, проходя на кухню.

— Кажется, у нее сегодня отличное настроение?

— Угу, — сумрачно пробормотал Эмори. Брови Блейка недоуменно взлетели: его друг со стуком опустил кружку и насупился.

— Что-то неладно?

— Да нет, — Эмори поднял кружку и, не донеся до рта, вновь грохнул ею об стол. — Наша первая брачная ночь была поспешной и для нее мучительной.

Блейк понимающе кивнул:

— Да уж, обстановка была напряженной.

— Вот именно, — проворчал Эмори, отхлебнул эля и опять грохнул кружкой о стол. — Именно поэтому я и не стал потом к ней приближаться: хотел дать ей время освоиться… Чтобы воспоминания о том испытании несколько изгладилась из ее памяти.