Суперсыщик Калле Блумквист рискует жизнью - [29]

– Нет, конечно, нет, – кротко ответил Андерс.

– Ну, тогда ладно, – успокоился Сикстен. – Думаю, они уедут в понедельник. Вообще-то жалко, я люблю их, особенно тетю Аду. И до тех пор, пока они сидят у нас дома, а не бегают как оглашенные по всему городу, я не считаю, что они причиняют кому-то зло.

После таких слов Андерс не стал больше задавать вопросы – это означало бы возбудить подозрение.

Но теперь настал уже понедельник, и Андерс видел, как почтмейстерша провожала своих сестер к утреннему поезду. А ночью должно было наступить полнолуние.

– Это случится сегодня ночью! – решительно заявил Андерс.

Они сидели в беседке пекаря и ели свежие будочки, которые Ева Лотта недавно получила внизу, в пекарне, от своего мягкосердечного отца.

Час тому назад мимо продефилировали Алые. Они направлялись в свою новую штаб-квартиру в Господской усадьбе. Ведь никаких полицейских там уже не было. Прерия раскинулась такая тихая, словно ее покой никогда не нарушало ничто более серьезное, нежели война Роз. Господская усадьба была слишком хорошим убежищем, чтобы им пренебрегать, и Алые уже совсем не думали о том, что некогда случилось с ней рядом.

– Если почувствуете, что вам необходима трепка, приходите в Господскую усадьбу! – крикнул Сикстен, проходя мимо сада пекаря.

Ева Лотта вздрогнула. В Господскую усадьбу ей идти не хотелось, ни за что не хотелось!

– Ой, до чего же я наелся, – сказал Калле, когда Алые исчезли из виду, а он уничтожил свою шестую булочку.

– До меня тебе далеко! – похвастался Андерс, похлопывая себя по животу. – Но это хорошо, поскольку на обед у нас отварная треска.

– От рыбы становятся такими интеллигентными, – напомнила Ева Лотта. – Тебе, пожалуй, надо есть побольше отварной трески, Андерс!

– Ну вот еще! – возразил Андерс. – Сперва я хочу узнать, насколько интеллигентнее я стану и сколько рыбы мне надо съесть для этого.

– Ведь все зависит от того, насколько ты был интеллигентен до начала этой кампании, – вставил слово Калле. – Пожалуй, одного в меру упитанного кита один раз в неделю тебе, Андерс, предостаточно.

Когда Андерс три раза прогнал Калле вокруг беседки и мир был восстановлен, Ева Лотта сказала:

– Интересно, есть сегодня в почтовом ящике какие-нибудь новые подарки? Не понимаю, что люди думают? За последние дни я получила всего лишь три килограмма шоколада. Ни грамма больше! Придется позвонить на почту и пожаловаться!

– Не говори мне о шоколаде, – с отвращением произнес Андерс.

И Калле полностью с ним согласился. Они храбро сражались с лавиной сладостей, обрушившейся на Еву Лотту. Но силы их уже истощились.

Однако Ева Лотта вернулась от почтового ящика на калитке с толстым конвертом в руках. Она разорвала его, и там, в самом деле, лежала плитка шоколада – большая плитка великолепного молочного шоколада.

Калле и Андерс посмотрели на плитку шоколада так, словно это была касторка.

– Черт! – ругнулись они.

– Эх, вы, – с досадой сказала Ева Лотта. – Могут наступить дни, когда вам придется подмешивать в шоколад древесную кору.

Разломив плитку надвое, она заставила каждого взять половину. Они приняли шоколад без малейшего следа энтузиазма, только чтобы доставить ей удовольствие. И равнодушно сунули куски шоколада в свои и без того туго набитые карманы брюк.

– Правильно, – сказала Ева Лотта. – Поберегите на черный день.

Смяв в маленький комок конверт, она перебросила его через забор на улицу.

– Послушайте, давайте покатаемся на велосипедах и выкупаемся, – сказал Калле. – Сегодня нам, пожалуй, заняться больше нечем.

– Ты абсолютно прав, – поддержал его Андерс – Сегодня вечером мы можем с таким же успехом объявить перемирие, но тогда…

Две минуты спустя явился Бенка, посланный Сикстеном, чтобы с помощью подобающих случаю оскорблений подстрекнуть Белых Роз к битве, но беседка была уже пуста. И только маленькая белая трясогузка, сидевшая на качелях, клевала оставшиеся от булочек крошки.

* * *

Когда в полночь взошла на небо полная луна, Калле и Ева Лотта спокойно спали в своих кроватях. Но Андерс бодрствовал. Он тоже лег в постель, как обычно. И самым замысловатым образом храпел, чтобы родители думали, будто он спит. Это привело лишь к тому, что мама вошла и беспокойно спросила:

– Что с тобой, мальчик, тебе худо?

– Да нет, – ответил Андерс.

И в дальнейшем храпел уж не так свирепо.

Заметив по тихому посапыванию маленьких братьев и сестер и по глубокому дыханию родителей, что все заснули, он осторожно прокрался в кухню. Его одежда лежала на стуле. Он быстро сорвал с себя ночную рубашку и остался, освещенный лунным светом, без единой нитки на тонком, костлявом мальчишеском теле. Он тревожно вслушивался в тишину каморки, но все было спокойно, и он быстро облачился в брюки и фуфайку. Потом тихо и молча прокрался вниз по лестнице. Пробраться на чердак пекаря и взять Великого Мумрика – это отняло у него совсем немного времени.

– О Великий Мумрик, – шептал он, выдвигая ящик комода, – охрани своей могучей дланью эту акцию, потому что мне, видишь ли, кажется, что это нам понадобится.

Ночной воздух был прохладен, и он чуть дрожал в своей тонкой одежонке. Напряжение, пожалуй, тоже вызывало дрожь. Странным казалось находиться вне дома посреди ночи, когда все люди спят. – Крепко зажав в руке Великого Мумрика, он переправился через мостки, проложенные Евой Лоттой. Ольха на прибрежной полосе казалась в темноте совсем черной, однако речная вода блестела, озаренная лунным светом.