Суперчисла: тройка, семёрка, туз - [16]
Я там не был, но держать таинственную рукопись с золотыми буквами в руках мне доводилось. Там много разумного, особенно, что касается долгожительства. Если вы не доверяете моим словам, можете взглянуть на моего возницу Жака. Уже который год он верно служит мне. Отыскал я его далеко на Востоке, он был подарен мне в качестве слуги…
— Амьен, мсье. Фон уже шпиль собора Нотр-Там виден, — сказал Жак в переговорную трубу. — Лошати нужтаются в оттыхе.
— Мы не можем надолго задерживаться здесь, приятель, — ответил я. — Нас ждут в Париже.
В Индии в тот раз граф Сен-Жермен пробыл недолго. Уже после Мадагаскара, попав в утомительную двухнедельную качку, он с тоской ощутил, что проплывает мимо цели. Лицо человека, которому было доверено изменить ход мировой истории и которое до смены курса возле мыса Доброй Надежды ясно мерещилось в сновидениях, — теперь начало расплываться, поддергиваться сажей забвения.
Между тем флейт уверенно шел на северо-запад. Судно было недавней постройки, крепко сбито — оно отчаянно плясало на волнах, то и дело зарывалось бушпритом в пенистую изумрудную жуть и тут же задирало передний брус в ясное, чуть присыпанное перьями облаков небо. Когда же волнение усиливалось и паруса начинали отчаянно трещать и хлопать на ветру, граф спускался в свою каюту. Здесь ложился на койку, предавался философствованию, на ум частенько приходили слова арабского лоцмана Ибн Маджида, который довел судно Васко да Гамы[37] до Индии:
«Искатель знай, каждая наука необходимо подразумевает, чтобы ищущий ее занимался ею от колыбели до могильной ниши. По мере того, как он станет в ней знатоком и будет ею постоянно заниматься, ему из нее явится нечто, чего нет у другого, чтобы стать слагателем и хранителем истины. Когда же он достигнет предела, то опишет путь, чтобы и другой смог достичь предела…»
Это было уместное замечание, его можно было считать напутствием, особенно в преддверии «погружения в транс». Граф регулярно впадал в дремотное состояние, на сорок-пятьдесят часов уходил в небытие. Расслаблялся, терял связь с окружающей его каютой, погружался в странную густо раскрашенную зыбь, напоминавшую поверхность океана. Перед глазами возникали удивительные картины былого и так называемого будущего. В той стороне — в грядущем — он редко улавливал осмысленные свидетельства, невелик был список событий, которые он мог уразуметь, оценить, соотнести со своим опытом. Например, летающие существа, заставлявшие сжиматься от ужаса сердце, мало напоминали знакомых птиц. Они были куда крупнее, причудливее формами и более напоминали машины.
Другое дело дела давно минувших дней — здесь он чувствовал себя куда более уверенней. Скоро сумел запомнить и расслоить по временным пластам лица персонажей, с которыми ему доводилось встречаться во время подобных запредельных путешествий. Свободней вступал в давным-давно погибшие города и поселения, в сердце не было того первобытного трепета, который он испытывал при встрече с городской охраной, теперь не вздрагивал, когда кто-то во сне заговаривал с ним. На пути следования в Индию сны начали оформляться в нечто обыденное, привычное, познавательное… В душе почти не осталось прежнего ужаса от ощущения несбыточности, невозможности того, что случалось с ним. Теперь он оказался способен забывать, кто он, и как оказался на пыльном проселке в Иудеи, где ему не раз доводилось встречать ответственного за весь белый свет, за всех людей на земле галилеянина. Раскрыв рот, Сен-Жермен вслушивался в слова Сиддартхи — тот любил затевать беседы, расположившись под гигантской смоковницей. Исчезла немота, которая сковала его, когда он, юный потомок, в первый раз увидал Христофора Колумба, лихорадочно поспешавшего на палубу на исступленный крик матроса. Тот только что заметил на западе американский берег…
Опять же все начиналось с океана, бездонную толщу которого прорезали мириады пузырьков, стремившихся к поверхности. Там они в большинстве своем лопались, таяли, но были некие гигантские пустоты, в которых были заметны лица. Вот эти лица и являлись затравкой последующих видений. Стоило приблизиться к такому гигантскому шару, заглянуть вовнутрь, как тут же граф выпадал из прежней телесной оболочки и оказывался — обнаженный до души! — посреди тошнотворной водной среды — то есть, в том или ином месте и в том или ином времени.
Тайны Великой Отечественной уже седьмое десятилетие притягивают всех, чьи отцы и деды погибли на полях сражений. Мы до сих пор ищем объяснение несоизмеримости наших потерь в сравнении с другими участниками антигитлеровской коалиции. В ход идет все, что может предложить историческая наука на сегодняшний день: и что воевали мы бездарно, и что в самый ответственный момент подвело руководство, и что отставание в технике сказывалось. Но ответа на главный вопрос - почему вплоть до 1943 года агрессор сумел обеспечить такое громадное превосходство в личном составе? - до сих пор нет.
Новый роман современного писателя М. Ишкова посвящен жизни и деятельности одного из самых известных правителей мировой истории — римского императора Траяна (53-117).
Новый роман современного писателя М. Ишкова посвящен одной из самых известных правительниц мировой истории, ассирийской царице Семирамиде (862–800 до н. э.).
Роман известного современного писателя Михаила Ишкова посвящен Навуходоносору, легендарному царю Вавилонии в 605–562 гг. до н. э. Он правил 43 года, при нем государство окрепло и значительно расширило свои границы. С именем Навуходоносора связано сооружение знаменитых «висячих садов» — одного из семи чудес света. В истории же он остался разрушителем Иерусалима, Бичом Божьим, как его называет Библия.
Телепат и артист, гений и волшебник, ясновидящий и прорицатель, Вольф Мессинг знал многие тайны ушедшего века. Но самой великой тайной был он сам, выходец из бедной еврейской семьи. Мессинг предсказал находящемуся в зените славы Третьему рейху скорый конец в случае похода на Восток. Он еще в 1930 году с точностью до дня назвал дату победного окончания Великой Отечественной войны. Задолго до смерти Сталина угадал месяц и год его кончины. Наконец, он мог не только ВИДЕТЬ с закрытыми глазами, но и ЧИТАТЬ чужие мысли.
Новый роман Михаила Ишкова посвящен одному из известнейших правителей мировой истории, "философу на троне", римскому императору Марку Аврелию (121–180).
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.