Супербоец - [67]

– У меня не детский сад. Мне мужики нужны. Он подошел. Я его еще со школы тэквондо подтянул. Вижу, парень духовитый, с куражом. Я сам школу карате вел… Это нынче жиром заплыл.

– Годы не пощадили.

– А кого щадят?… В общем, подобрал его. Понимаешь, он мне, щенок, ведь всем обязан. Если бы не я, он бы опять пошел гопстопничать. И укатали бы его на нары лет на семь. Я его человеком сделал. На точку старшим поставил. Машиной, хатой обеспечил… Пойми одно, артист, – работа не бей лежачего. Все давно прикручено и поделено. Разборки крутые все в прошлом. А сейчас одна рутина – где-то порядок навести, кому-то крылышки подрезать. Должника придавить. Вон лет семь-восемь назад целая драма была – стрелка за стрелкой. Джипы – как танки на Курской дуге горели. Перестрелка. Взрыв. Выжил. Отлежался. Семью спрятал. Опять в бой – глаза Самурая затуманились, на него нахлынули душевные воспоминания. – Только одних закопаешь, другие, как черви из земли, полезли. Вот тогда страшно было. А сейчас – одно удовольствие… И в гору этот урод гребаный у меня шел. И чего ему, суке, надо было?

– И чего ему, суке, надо?

– Понятия не имею… Знаешь, в основном бригады разваливаются, когда волчата подрастают и матерого волка зажевать решают.

– Стая, – кивнул Влад. – В ней всегда стоит вопрос: кто сильнее?

– Точно, – нахмурился Самурай. – Слабость показывать и загривок подставлять нельзя.

– Чего же ты такого безбашенного к себе приблизил? Чутье отказало? – сочувственно произнес Влад.

– Поначалу он зайчиком был. Такой пушистый весь, дисциплинированный. Слова на лету ловил. А потом как подменили. Внешне ничего не изменилось. Но я чую – с резьбы он сорвался. Это где-то полгодика назад… Нужно было с одним барыгой на свежем воздухе перетереть накоротке и убедить, что он не прав. И барыга заранее на все был согласен. Терки по плану идут. И тут Ирокез его в грудину кулаком прикладывает.

– Хорошо приложил?

– Знаешь, я много чего видел. Но чтобы так били… В общем, Ирокез, как кот помойный – нагадил и тут же смылся. Барыгу в реанимацию – там он и прижмурился ненароком. Я решил Ирокеза уму-разуму поучить – мол, не делается так… Вызваниваю его – подойди, сынко, на базар. Не идет. Залег на хате, как крокодил за корягой, и носа не кажет. Я ребят за ним послал. Он их разбросал, как кегли, – а пацаны были не слабые. И ушел этот говнюк, ветром гонимый.

– Упал на дно. А потом заделал того черного, – кивнул Влад. – Верно?

– Заделал, сука. Заделал.

– Как?

– Шею свернул… На сто восемьдесят градусов. Вижу, ты в боевых искусствах не профан. Должен знать, что нелегко мужика, который штангой занимался всю жизнь, заставить свою задницу созерцать.

– Интересно. И как это тэквондист средней руки таких успехов достиг?

– Эх, знать бы… Говорят, какой-то дурью баловался в последнее время. Бывало, глаза стекленели. Слова от него не дождешься, все в даль пялится.

– Что за дурь? – насторожился Влад.

– Не знаю…

– Значит, до этого был нормальным. И вдруг…

– Немножко нервным был… Мне кажется, слегка неуверенный в себе, поэтому и кураж напускной. Агрессия… Ладно, чего в этот психоанализ вдаваться… Ему всегда хотелось большего. Стать сильнее. Удачливее… Его на этом заклинило.

– И как он пытался стать сильнее и удачливее? – спросил Влад.

– Стал страдать всякой хреновиной. Озаботился духовным самосовершенствованием… Медитация. В стенку смотрел. Цигуны, прочая чепуха… На курсы записался.

– Какие курсы?

– А-а, мало ли умельцев мозги людям трахать за деньги? Кидалово чистое. Но он на том шаманстве завис…

– Что за шаманство?

– Общество по совершенствованию личности. Короче, я уехала, твоя крыша!.. Ирокез даже на ихний сходняк катался куда-то в Поволжье. Оттуда вернулся совсем шпалой пришибленный. Тогда все проблемы и начались…

Влад ощутил, как натянулась гитарной струной и тонко запела путеводная нить.

– Подсобишь мне найти твоего беглого холопа? – спросил Влад.

– Подсоблю, – кивнул Самурай. – Найти… Но не больше… У меня и так грехов на душе накопилось…

– А больше и не прошу.

* * *

Вовка откровенно скучал, взирая на потемневшие от времени полотна. Правда, поначалу он сыпал вопросами, тыкая в сторону живописных полотен:

– А кто та тетя?.. А зачем у нее веник в руке? А это Иисус Христос? А почему в дядю стрелами стреляют?

Но постепенно ему становилось все тоскливее. Мрачные библейские сюжеты, которыми славилась западноевропейская живопись, его угнетали. Он уже не шагал бодро, а вис на руке Насти.

Оживлялся он при виде батальных сцен. А заметно повеселел в рыцарском зале. Он восторженно верещал, когда видел наиболее солидные образцы боевого, турнирного и охотничьего вооружения. Стоящие за стеклом рыцарские доспехи поразили его малыми размерами, и Насте пришлось объяснять, что богатыри прошлых веков были не двухметровыми гигантами, а по нынешним меркам совсем хлипкими дистрофиками. Немецкие конные доспехи с седоками в латах, будто призраки, готовые ринуться в атаку, вызвали у него опасение. Холодное и огнестрельное оружие взволновало малыша. Там бы он и остался на недельку-другую, но Настя, не любившая оружия, потащила его дальше. И Вовка опять заскучал и начал зевать.