Супербоец - [57]

– Сколько у государства ни воруй – все равно своего не вернешь! – эта иезуитская формула стала его девизом еще до перестройки, когда он крутился на Ленинградской киностудии художественных фильмов, поближе к финансам.

Тогда ему довелось даже стать директором пары картин. С тех пор осталась тяга к богеме, творческой интеллигенции, притом взаимная – журналисты и кинодивы без устали расхваливали его в газетах и на телевидении, без зазрения совести приклепывая мелкому бесу ангельские крылышки.

История взлета – вполне типичная для смутных времен. На первоначальном этапе растаскивания государственной собственности власть имущие раздавали самые лакомые куски наиболее оборотистым и, как им тогда казалось, совершенно подконтрольным людям. Разинский как раз подходил по всем статьям. В шустрости его никто не сомневался. А преданность гарантировалась тем, что он к тому времени уже лет десять состоял на связи в Управлении по охране государственного строя Комитета госбезопасности СССР. Была такая, кстати, достаточно презираемая настоящими профи контрразведки служба в ГБ, зорко наблюдавшая за общественными настроениями и заботившаяся о том, чтобы советские граждане любили советский строй. Разинскому там присвоили оперативный псевдоним «Заяц». Он добросовестно закладывал всех своих знакомых, уличая их в нелояльности.

Так Разинский, живший по закону гироскопа – хочешь жить, умей вертеться, пошел на взлет и устремился в выси коммерции. Все у него складывалось как в сказке. Слова, для обычного человека ругательные: «приватизация», «ваучеры», «залоговые аукционы» – звучали для него ангельским пением райских кущ. Благодаря связям в Америке и Израиле он, после недолгих шараханий, сел на линию, которая созвучна его мятущейся душе, – на финансы. Успешно создал и обанкротил несколько неслабых финансовых структур. Вокруг него люди стрелялись, теряли состояния, хватали инфаркты чаще, чем простуды, а он только жирел. Правда, жирел в переносном смысле, поскольку биологический жир не приставал к его нескладной двухметровой фигуре. С некоторых пор он уверовал, что весь этот мир создан исключительно для него.

Те, кто десять лет назад старательно, как из глины, лепил из кагэбэшных досье, ваучеров, крови и дерьма этого монстра, недооценили глубины пропасти, в которую летит держава. Советские кукловоды считали, что ни за что не упустят штурвал корабля, только в их руках будет не громоздкая административная система, а частная экономика, капитал, живые деньги, что гораздо надежнее. Им и в голову не приходило, что их время вышло, а пришло время Разинских. Как-то так получилось, что землетрясение, потрясшее страну, оказалось, вопреки расчетам, не пять-шесть баллов, а все двенадцать. Рухнуло почти все! Как поется: «Власть, Россия и законы – все к чертям!» И на этих развалинах воцарились в сытости и довольстве вовсе не бывшие партаппаратчики и чекисты, а именно Разинские – ушлые жулики, воры, стукачи различных спецслужб, начиная от КГБ и кончая Моссадом и ЦРУ. И к середине девяностых годов вышло, что хозяева Разинского стали у него на посылках в лучшем случае, а в основном просто выкинуты им в мусорную яму. Теперь «Разинские» назначали власть и реформировали спецслужбы. Грянул час их торжества. Как им кажется – навсегда!

Самсон Разинский с самых первых дней победной поступи демократии не стеснялся афишировать близость к власти. Одно время даже был наперсником отца питерской демократии, первого мэра Санкт-Петербурга, который под мутные и умные речи собственного кустарного производства довел город до такой разрухи, до которой не довели его ни Гражданская, ни Великая Отечественная война. Это было золотое время для Разинского. Тогда он с кучкой единомышленников хорошо попилил под видом различных высокодоходных программ бюджет Северной Пальмиры. Спекуляции с недвижимостью, приватизационные дела до сих пор он вспоминал с ностальгией.

На его совести два полностью угробленных, выпотрошенных оборонных завода и куча всяческих структур поменьше. Может, где-то на Западе банки и финансовые компании и служат развитию экономики, в новой России все получалось наоборот – там, где проходили финансисты типа Разинского, оставалась выжженная земля. И всех это вполне устраивало. Все вокруг обращалось в дерьмо. А потом в золото.

Не то чтобы его существование протекало совершенно безоблачно. Как во время войны, вокруг падали сраженные пулями и снарядами верные товарищи и единомышленники. Приятелями Разинского, погибшими при дележе питерской собственности, можно было укомплектовать приличное кладбище. После того как в результате дележки морского порта взорвали его ближайшего друга, вице-губернатора Питера, Разинский на полгода укатил в теплые края, скупил недвижимость во Франции, немного оттаял душой и вернулся обратно, когда все было уже утрясено, враги частично пали, оставшиеся сами надолго укатили в теплые края.

Он имел немало возможностей стать покойником. Но как всю нечистую силу, его сама преисподняя хранила. Из всех передряг он выходил живым, здоровым и при наваре. И опять все обращалось в труху и тлен от его прикосновений.