Сумма биомеханики - [35]

Моргнула!

Заметив первую живую реакцию, я обнял девушку.

– Ты пыталась защититься… и оказалась сильнее. Здесь нет вины… надо подняться. Мы вместе.

Руки, до сих пор остававшиеся ватными, сжали меня. Сильнее и сильнее, будто выпуская накопившееся напряжение. Кажется, Алина вышла из оцепенения. Губы дрогнули и по началу беззвучно зашептали.

– Отсюда… забери меня, – различил я.

– Я не брошу тебя.

Не помню, сколько мы сидели так, обнявшись и что-то говоря друг другу. Но мы встали. Я проверил натяжение повязки в месте ранения и заметил, как из раны побежала струйка крови. Да и ладно. На войне как на войне.

Взявшись за руки, ребята стояли в тоннеле, в его противоположном конце показалась открытая настежь дверь, через которую на них смотрели синее небо и облака.

Послышались всплески волн. Крики чаек. Где-то вдали ветер напевал свой тихий мотив.

Или это опять только…

Алик бросил «FTH-IA», смартфон также оказался на полу, на этот раз вдребезги разбившись.

Они кинулись к выходу, но Алик сразу же упал, поскольку забыл о ранении и неосторожно ступил на проколотую ногу. По инерции пробежав немного вперед, Алина обернулась и остановилась как вкопанная…

Она все ждала, что трепещущий в груди комок привычно остановится на миг и сожмется, как для прыжка, но ничего не произошло. Алина поняла, насколько устала. Смертельно и дико.

Она перегорела. Сломалась. Кровь так и не ударила в уши, а наоборот, отлила от головы, и лицо девушки побледнело еще сильнее. Сил бороться уже не оставалось. Хотелось ли ей жить? Она ощущала, что невероятно далека от этого. Вся ярость и воля к жизни оставлены позади. Скорее всего, им суждено остаться здесь. Навсегда. Пусть до выхода и осталось не более двадцати метров. По сути, пропасть, в которую она уже упала.

Оператор догадался, что произошло, и замер. Позади него, широко расставив ноги, стоял Готт в форме оберфюрера СС. В руках темнело оружие, судя по очертаниям, «шмайсер». Покрашенные в абсолютно черный цвет волосы были аккуратно зачесаны назад, а сам он походил на ворона-падальщика, ждущего последнего вздоха жертвы.

– Проклятье! – в сердцах выдохнул десантник.

– Мы должны были погибнуть еще тогда, в сорок пятом, – заговорил немец низким потусторонним голосом. – Но смерть прошла мимо.

Готт сжал кулак и поднес его к лицу:

– Вера в Рейх… да… – он рассматривал крючковатые пальцы. – Это она наполнила нас силой.

«Дьявол!» – скрипя зубами, Алик поднялся и исподлобья посмотрел на фашиста. Тот, стоя на фоне мрачного тоннеля, немногим отличался от тени, обернувшейся в военную форму.

– Вы не умираете, но и не живете больше, – Алик захрипел от бессильного гнева, – как трупы, оживленные чьим-то безумием…

Готт склонил голову набок и прищурился, с интересом наблюдая за противником, который будто швырял в него острые, обжигающие слова.

– … и запертые в давно погибшем прошлом. Пустые оболочки.

– Мы наполнены яростью! – взорвался нацист. – Она питает нас! Мы помним, кем были! Даже не людьми, а бо…

– Ты… – Алик запнулся, – хочешь создать такого Бога, который воскресит вас?

Фашист мгновенно изменился в лице – оно будто потемнело и стало почти черным. Впрочем, ответа не последовало. Ни через секунду, ни через… Он только задышал еще тяжелее. Злее и медленнее.

Он хочет другого.

На какое-то мгновение Готту показалось, что он видит ЕГО: безупречный сияющий сад, разбитый мятежным ангелом Голода и Ярости. Ослепительный столб пламени, взмывающий из самого центра выше и выше. И всех полусвятых, кто карабкается по нему, сгорая дотла и рассыпаясь в пепел. Это неправда, что дело в душе. Должна быть альтернатива. Причем более милосердная, доступная каждому. С простой и понятной на уровне инстинкта истиной: пустота в человеческом сердце[6] – источник той единственной силы, которая поднимет тебя к сверкающему небу. На самую вершину, где можно стать по-настоящему свободным. Справедливым. Самим воплощением сострадания.

Да, это будет странный рай, созданный нашими руками, где все получат новый шанс и раз за разом будут прощаться. Где зло и добро окажутся равноценными, мало значащими массивами данных… Еще многое предстоит сделать, многому научиться… да, научиться! У собственного врага. Но разве воплотившаяся мечта не искупит все? Может быть, в попытке создать милосердного бога кто-то сам станет им?..

– Ты получил что хотел, – спустя некоторое время тихо произнесла Алина. – Отпусти нас.

Готт бросил на нее короткий взгляд и развел руками. Ребята начали потихоньку пятиться к выходу, а немец – приближаться к «FTH-IA». Ровным и твердым шагом.

Присев возле прибора, он сразу принялся копаться в его внутренностях, и вскоре из «приемника» вылетели искры. Готт оскалился и хищно, исподлобья посмотрел на Алину.

– Вам лучше посмотреть назад, – он медленно поднялся и по-военному заложил руки за спину. Автомат остался на полу.

За спинами ребят раздался шорох… а затем множество шагов.

Алик и Алина замерли и медленно обернулись.

Путь к выходу преграждал целый отряд, около тридцати эсэсовцев, ставших в две шеренги. Они были вооружены какими-то длинными кортиками.

«Стилеты?.. Оружие милосердия. Ими добивали обреченных жертв, освобождая от мучений», – пронеслось в голове мужчины.