Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме - [57]

.

Итак, охоту на вампиров было принято устраивать днем — пока над землей властвует солнце, вампиры впадают в своеобразную летаргию, подобную зимнему анабиозу ящериц и других мелких зверьков. Уже само состояние захоронения могло свидетельствовать о том, что перед охотниками прибежище кровопийцы: покосившийся, упавший или невесть куда исчезнувший крест, сдвинутый могильный камень, сильно просевшая земля, несколько отверстий (по уверениям многих источников, обычное число таких отверстий — пять), наличие рядом с могилой деревьев некоторых видов, нервозное поведение маленьких детей и домашних животных, оказавшихся поблизости от могилы, уже служило тревожными знаками.

Подозрительную могилу раскапывали, гроб вскрывали, осматривали останки и принимали решение о причастности покойника к актам вампиризма, случившимся в окрестностях. Прежде всего оценивалось положение тела — изменено ли оно с момента захоронения — протоколы нередко описывают, что во вскрытых гробах обнаруживали тела перевернувшимися на бок или на живот, со свернутой непостижимым образом головой и т. д. Затем проверяли наличие в гробу посторонних предметов (бытовало мнение, что упыри сродни воронам или цыганам — любят подворовывать «сувениры»: брать мелкие вещички в домах своих жертв или забирают себе колокольчики коров и овец — если обескровили животных). Внимательно осматривали саван — считалось, что оголодавший вампир может изгрызть саван или покрывало, наконец, ткань поднимали с лица и оценивали общее состояние трупа.

Вампиры не знают тления и смерти, при благоприятных условиях они способны жить вечно. Больше того, болезненный при жизни человек, ставший вурдалаком, может обрести цветущий вид или заметно помолодеть. Внешний вид вампира, впавшего в дневной анабиоз, зависит от степени его сытости — фиолетовые губы, бледная до белизны и сухая кожа выдают оголодавшего вампира, а упырь, недавно полакомившийся изрядным количеством крови, обладает пунцовым, почти апоплексическим цветом кожи, алым ртом и лоснящейся кожей. Волосы «живых мертвецов», включая усы и бороду, отрастают с завидной быстротой, они густые и плотные — независимо от того, каким было состояние волос у покойного при жизни. То же относится и к ногтям — ногти становятся длинными и прочными настолько, что ими можно с легкостью разрывать утрамбованную кладбищенскую землю.

Впрочем, во время первых вампирских паник — в XVI–XVII веках — для признания покойника «виновным» в вампиризме было вполне достаточно хотя бы одного из означенных признаков. Для детального осмотра попросту не хватало времени — за одну «охоту» разгневанные поселяне могли выкопать до двадцати трупов! Дальше следовала неизбежная расправа — короткая и жестокая.

В большинстве случаев от трупа отделяли голову, затем расчлененное тело сжигали, а пепел развеивали по ветру или высыпали в проточную воду — реку или ручей. Реже тело препарировали, извлекали сердце, и только оно подвергалось сожжению.

Казнь при помощи осинового кола, ставшая классической сценой в произведениях «темного жанра» в те темные времена, считалась мероприятием ненадежным. В частности Карл-Фердинанд де Шару, автор книги «Magia posthuma», которая вышла в Чехии в 1706 году, приводит историю о случае продолжительных бесчинств вампира, которую слышал от советника фон Фассимонта, посланного герцогом Лотарингским Леопольдом I в Моравию. В сельской местности близ города Калама, что в Богемии, скончался некий пастух. После смерти он стал являться односельчанам, и все, кому являлся злосчастный, умирали ровно через восемь дней. Напуганные жители прибегли к привычному средству — выкопали тело и пришпилили его к земле осиновым колом. Пастух же только глумился над усилиями поселян и издевательским тоном благодарил их за палку, которой удобно отмахиваться от собак. В ближайшую ночь вампир освободился от кола и явился еще большему числу людей, что повлекло за собой новые смерти. Тогда отчаявшиеся жители отдали тело палачу, который положил его в телегу, вывез за город и сжег. По дороге труп — с огромной дырой в груди — гримасничал и кривлялся, размахивал руками и ногами, как живой человек. И только после сожжения селяне развеяли прах пастуха и зажили спокойно[112]. Автор пересказанных выше заметок Карл-Фердинанд де Шару был юристом, он подробно рассмотрел вопрос законности посмертного сожжения трупа и усмотрел в таком деянии одно лишь общественное благо и ничего противоправного.

Но мнение ученого правоведа не разделяли иерархи католической церкви, и редкий случай — их мнение поддерживали ученые мужи, скептически относившиеся к самой возможности существования вампиров. Так, пан Сливицкий визитатор и начальника конгрегации в Варшаве — в собственных изысканиях по истории вампиризма ссылается на два определения Сорбонны, в которых запрещалось отсекать головы вампирам и издеваться над их трупами. Эти определения можно видеть, по словам Сливицкого, в указах Сорбонны за 1700–1710 годы.

Святые отцы осуждали практику посмертного надругательства над телами покойников, как противоречащую церковным установлениям и попирающую таинство погребения, хотя «ожившие мертвецы» были далеко не единственными жертвами «посмертной казни». В эпоху Средневековья эксгумация тел преступников, еретиков и политических противников и последующее глумление над останками были настолько широко распространенным явлением, что превратились в эффективный инструмент запугивания и политического давления.