Сумерки - [38]

Серый зимний рассвет осветил страшную картину разрушения. Дымящиеся пожарища, трупы людей и животных, кровь. Поломанные частоколы, засыпанные рвы и раскопанные валы свидетельствовали о силе и стремительности наступающих. Несколько десятков трупов мужиков стыло в красных лужах на белом снегу, а за укреплениями в панском саду лежали изуродованные до неузнаваемости тела обороняющихся с размозжёнными лицами. Волна народного гнева прокатилась, словно горный обвал. Видимо, ратники и шляхтичи не ждали такого бешеного натиска, а в последние минуты уже не было ни времени, ни возможности спастись бегством. На второй линии укреплений, состоявшей из хозяйственных служб и жилья замковой стражи, месть настигла родичей беглецов из околиц. От всех этих строений остался лишь длинный вал пепла и углей, над которым, подобно надгробным памятникам, торчали закоптелые трубы или обуглившиеся столбы. Среди пепла чернели кучи обгорелых трупов мужчин, женщин и детей, которые не успели вовремя скрыться в замок и побоялись вперить свою судьбу толпе нападающих. Несчастные не знали, что жаждущая крови толпа щадила женщин, детей, не собиралась даже убивать и врагов, переставших быть опасными. Вековая ненависть, подогреваемая столькими обидами и несправедливостями, переполнила сердца русских людей и не давала места злобе. Вот почему никто не трогал бродивших среди пожарища с опухшими от слёз глазами, бледных как смерть женщин, которые разыскивали в пепле полусгоревшие тела мужей, сыновей, родных. Но в этих обгорелых, вонючых, чёрных бесформенных массах нельзя было распознать даже подобия человека.

В углу большого прямоугольника, где ещё недавно высился Корманицкий замок, среди развалин стояла одна лишь закопчённая, выгоревшая внутри главная башня. Тут же во дворе у колодца лежало несколько сот убитых шляхтичей округи со своими слугами и управителями имений, в погнутых, изломанных и треснувших рыцарских доспехах. Ни один не ушёл от смерти. Ни просьбы, ни мольбы, ни бешеное сопротивление не могли остановить мужиков. Косы, секиры на длинных топорищах и сулицы накосили страшные, смертельные раны, которых не залечил бы сам королевский медик в Кракове и не перенёс бы даже богатырь. Тут, в этом дворе, окружили всё ещё прятавшиеся за спинами челяди остатки шляхты и, подобно рачительным лесорубам, без передышки, рубили до тех пор, пока последние лиходеи не устлали землю своими телами.

На каменном колодце сидел боярин Микола и хмуро глядел на лежащих. Рядом стоял Коструба, а чуть в стороне Грииько держал за повод небольшого, но на вид сильного, гривастого коня с пышным хвостом.

— Что же тебе ответили бояре в Папоротие и Сушице? — спросил боярин.

— В Папоротие боярин сказал, что без наказа великого князя не пойдёт, потому что боится кары короля. У него-де жена и дети.

— А Сушицкий?

— Боярин из Сушиц пригрозил палкой и собаками. «Не холопское дело война!» — сказал он, и не гоже ему с нами брататься.

Боярин Микола задумался.

— Так, значит, мы остались одни! — заметил он тихо.

— Да, боярин, одни, однако, наберётся вас тысячи две! — заметил спокойно Коструба.

— Две тысячи, две тысячи, — повторил боярин. — Что ж, две тысячи вооружённых воинов — сила большая, но пятьдесят вот таких ратников.. — он указал на трупы шляхтичей, — и две тысячи мужиков разлетятся, как воробьи от ястреба.

— Не разлетятся! Мы не разбойники и не мальчики…

— Эх! — вздохнул боярин, — знаю я, кто вы и какие вы. Ведомо мне и то, что в ваших сердцах чистое золото любви к родной земле, вере, обычаям, языку. Ну и что ж? Вы только пехотинцы с косами, топорами, сулицами, кольями. Кто из вас выдержит удар конных рыцарей?

— Как кто? — Коструба оживился. — Будь этой шляхты в десять раз больше…

— Та, та, та! И что из того? Не знаешь ты, Коструба, военного дела. Тут одной храбростью не возьмёшь. Мы пробились в замок и порубили рыцарей, воспользовавшись теснотой. Но будь они в чистом поле да на рыцарских жеребцах, те одними копытами разнесли бы наш отряд. Их копья вдвое длинней наших сулиц, мечи тяжелее кос, а щиты и кольчуги — ответ на наши стрелы. Как к ним подступишься, как отобьёшься? В горах, в оврагах, в лесах ещё полбеды, но в поле? Я учил вас становиться в круг и ощетинить копья, подобно тому, как это делают швейцарские наёмники. Учил рубить секирами на длинных топорищах, но всего этого мало. Против рыцарей короля нам надо в пять раз больше людей, чем сейчас. Пойми, мало оказать сопротивление, надо уметь нападать и самому, а кто нападёт на рыцарство, если мы все станем в круг? Будь у нас конные бояре, мы послали бы их против врага, а сами обошли бы его и навалились всей громадой. Тогда хватило бы и двух тысяч, а так…

Коструба, задумавшись, молчал.

— Коли так, то надо созвать больше народу! — сказал он наконец.

Боярин Микола покачал головой:

— А кто их поведёт? Наши люди нас слушают, а послушают ли чужие? Повиновение в войске первое дело, особенно на войне! Лучше плохой кормчий, чем никакого. А потом, откуда ты, Коструба, наберёшь ещё восемь тысяч человек? И если даже тебе это удастся, то чем станешь кормить?