Сумерки людей - [7]

Овинг поежился.

— Прости, Лерой, но ты случайно не пил спиртного, скопированного Гамном? Ты что-то сказал про…

— Конечно, пил, — нетерпеливо подтвердил Платт. — Пил. И пить буду. И ел тоже. А что? Только так! Просто пропускаешь его дважды, чтобы не нажраться обратных пептидных цепочек, — и все дела. Да не бери в голову. И вообще, братишка, слушай внимательно и не отвлекайся. Значит, строишь все, что только в голову взбредет. А дотом засаживаешь под эту ерунду ракетные движки. Усек? Когда под рукой Гамно, уже наплевать — червонец у тебя или миллион. А что у нас с горючим? Ха! Помнишь те огроменные баки, на которых подрываешься прежде, чем успеешь оторвать хвост от родной планеты? И что же теперь? А, Дэйви? Как тебе пара аккуратненьких канистрочек с кислородом и гидразином? И к ним, понятное дело, пару Гамна! А? Горючего всегда будет навалом! И никаких заморочек с теми чертовыми соотношениями массы и энергии! Поднимаешь домкратами мормонский молитвенный дом и отправляешь его к чертовой матери. В смысле — на Луну. На Луну! На Луну, ты понял? На Луну, будь она трижды проклята! Энтузиаст перевел дыхание.

— Да ты подумай, Дэйв! Только подумай! Можно слетать хоть к чертовой бабушке! Забраться в любую дыру этой Вселенной. И гораздо дальше. Ровно через год мы уже будем на Марсе. На Марсе, Дэйв! — Платт встал, упер руки в бока и мигом превратился в отважного исследователя Марса, острым глазом обозревающего окрестности. — Так-так, что мы тут видим? Ух ты, загадочные пирамиды! А вот какие-то шестиносые шибздики. Надо бы скоренько с ними разобраться — ведь у нас сегодня вечером свидание с упругими трехгрудыми венерианками! Ох, прости, Фэй, — я и забыл. Да, но на Марсе мы оставляем целую тележку Гамна для генерации атмосферы. Каких-нибудь пятьдесят — сто лет — и там будет достаточно воздуха, чтобы обходиться без этих паскудных шлемов. Потом — на Венеру. А там та же самая операция. В смысле атмосферы, Фэй, детка. Говорите, нет кислорода? Ща сделаем! Пойми, Дэйви, через какую-нибудь паршивую сотню лет человечество овладеет всей Вселенной! Это я тебе говорю! Под рукой и Марс, и Венера, и вся система Юпитера — только свистни в два пальца! А как насчет звезд? А, Дэйви? Почему бы и нет? Нефиг делать! Во-первых, на нашем корабле мы черт знает сколько проживем. Ну, и детей на всякий случай нарожаем. Пусть продолжат дело отцов, если мы вдруг откинем копыта! Ну, понял ты наконец? Как, зацепило? — Тут Платт вдруг умолк и уставился на Овинга, будто не веря собственным глазам. — Что?!! Не-ет?!!

— Нет. Нет, Лерой. Ты пойми… ну, возьмем для примера что-то одно. Скажем, эту твою идею с атмосферой. Ведь ты собираешься догружать миллиарды тонн. Вот если отрыть из почвы окислы или что-нибудь в этом роде и получать из них молекулярный кислород — тогда другое дело. А так ты нарушишь орбиты планет и…

— Ну и что? Ничего страшного, — затараторил Платт. — Вот, например, масса какой-нибудь мелкой планетки вроде Марса… — Не переставая молоть языком, он выудил из кармана логарифмическую линейку и принялся энергично водить движком взад-вперед.

— Минутку, — все-таки сумел вмешаться Овинг. — Ты опять горячишься. — Он тоже достал из заднего кармана такую же логарифмическую линеечку. Мужчины придвинулись друг к другу и оживленно заспорили.

Приуныв от такой безрадостной картины, Фэй отправилась на кухню. За ней затопали и разочарованные девочки.

Когда полчаса спустя жена гения всех времен и народов вернулась в гостиную с кофе, Платт как раз вскочил, размахивая длинными руками и выплескивая свое отчаянье, вызванное тупостью рода человеческого и Овинга как его представителя.

— А-а, ладно, — наконец обреченно махнул он рукой. — Черт с ним со всем. Все к черту. Ладно, братишка. Все-таки я сгоняю за бутылочкой. Тяпнем ради праздника. Может, тогда тебе полегчает, — добавил Платт, уже выходя со сцены и захлопывая за собой сетчатую дверь.

Овинг грустно улыбнулся и обнял присевшую рядышком жену.

— Приготовь-ка ты ему гостевую, — попросил он.

— Дэйв, но ведь у нас только та душная каморка, где кипятильник. Там даже кровати нет.

— Ничего, поспит на полу. Вот увидишь — он сам на этом будет настаивать, — отозвался Овинг и покачал головой, вдруг ощутив прилив нежной привязанности к нескладному верзиле. Лерой Платт. Такой платтовский! Такой лероистый! И нисколько не изменился за все эти годы! — Славный старина Лерой, — вздохнул он. — Надо же! Господи, Венера!

Дело шло к полудню, и весь дом сиял от ослепительного солнечного света. Жара из безоблачного неба лилась на землю золотым дождем, каким-то недвижным потоком. Воздух на склоне раскалился, как над сковородкой, — и пыльные пальмы, казалось, вот-вот переломятся. Овинг нагнулся и поднял комок сухой земли — тот мигом рассыпался в бурую пыль.

— Ну и жарища, — пропыхтел Платт, обмахиваясь своей бесформенной шляпой. — Адское пекло. — Светлые глаза верзилы казались на ярком солнце оголенными и безумными — изумленными устрицами на белой раковине лица. Потом, видно поняв тщетность своих усилий, Платт снова надел шляпу.

А вот Овинг жару любил. Да, солнце нещадно жгло голову и плечи, словно желая зажарить его живьем и сожрать на обед, — но зато все члены работали как надо, будто смазанные небесным ремонтником. Пот крошечными капельками золотистой росы усеивал все тело. Нравилась Овингу и собственная тень — и то, как она отчаянно старается вырваться из-под ног. Приятно было думать и о прохладной сени дома, и о тепле.