Сумерки Европы - [24]
Мы видѣли — и до сихъ поръ еще видимъ — продолжающееся осуществленіе этой діалектики въ безподобной разрушительности военнаго максимализма; мы ее видѣли и въ соціальномъ максимализмѣ русскаго саморазгрома. Отчасти одинаковое дѣйствіе проявилось въ этихъ разныхъ областяхъ благодаря одинаковости дѣйствовавшихъ въ нихъ пружинъ. Но отчасти разгромъ, произведенный вторымъ максимализмомъ, былъ пріуготовленъ первымъ.
Слишкомъ легко подготовленная военной идеологіей и проповѣдью психологія ни передъ чѣмъ не останавливающагося разгрома во имя немедленно достижимыхъ обѣтованій была перенесена на соціальную сферу; не найдя въ Россіи, въ силу ея своеобразныхъ условій, ни сопротивленія, ни устойчивости, она и дала разительные всходы. Конечно, рѣшающими здѣсь были условія мѣстныя, предпосылки, заложенныя въ народно-государственной средѣ, въ историческомъ сплетеніи обстоятельствъ. Но не малое значеніе среди нихъ имѣло и всенародное воспитаніе къ максимализму, произведенное военной идеологіей въ условіяхъ политическаго демократизма; военный максимализмъ, вскормившій максимализмъ національный (помощью идеи самоопредѣленія), существенно посодѣйствовалъ и максимализму соціальному. Пацифизмъ вырастилъ большевизмъ. Вильсонъ былъ предтечей Ленина.
Будемъ думать, что Европа преодолѣетъ свое глубокое паденіе, будемъ содѣйствовать этому осознаніемъ и тѣмъ самымъ обезвреживаніемъ отравившаго ее яда. Больше всякаго другого строя нуждается демократія въ сильной власти, какъ поправкѣ къ своей организаціонной шаткости; больше всѣхъ другихъ нуждается она также и въ непреклонно-правдивомъ, отвѣтственно честномъ мышленіи, какъ поправкѣ на вѣчно подстерегающую ее демагогію.
II. ИДЕИ ВОЙНЫ
Максимализмомъ опредѣляется духовный темпъ въ разработкѣ идей военнаго времени; слѣдуетъ остановиться и на ихъ содержаніи, чтобы ближе осмыслить, какъ взаимоотношенія сторонъ, такъ и разрушительныя послѣдствія ихъ столкновенія. Объ одномъ изъ этихъ содержаній — объ идеѣ пацифизма — шла уже рѣчь выше. Здѣсь придется остановиться на другихъ.
Объ идеяхъ войны я говорю ближайшимъ образомъ въ смыслѣ субъективномъ, въ смыслѣ тѣхъ цѣлей и того значенія, которыя ей приписывались сторонами; но это субъективное значеніе не могло бы имѣть мѣста безъ опредѣленнаго соотвѣтствія и съ объективнымъ смысломъ войны. Подъ субъективнымъ отношеніемъ я не имѣю въ виду тѣхъ задачъ, которыя фактически преслѣдовались руководящими лицами, группами или слоями; эти задачи можно понимать и строить по разному и выясненіе ихъ должно быть предоставлено будущему историку. Но есть нѣчто, лежащее ближе къ поверхности, наглядное, уловимое почти что на невооруженный взглядъ, — это тѣ лозунги, мотивы, которые господствовали въ общественномъ мнѣніи, которыми опредѣлялись и поддерживались общественныя настроенія. На первый взглядъ можетъ казаться, что здѣсь мы имѣемъ дѣло съ наиболѣе зыбкимъ и непоказательнымъ. Кто теперь не знаетъ и не понимаетъ, какъ искусственно взмыливаются и обманно вызываются общественныя настроенія, вообще, а въ особенности, въ военной эпохѣ, подобной пережитой. Кто не помнитъ про могучіе аппараты военной пропаганды, про задуманные въ кабинетахъ, разработанные штабами и разнесенные по всѣмъ угламъ міра лозунги и оцѣнки, внѣдряемые въ массы, а вовсе не проявлявшіе ея правосознанія. И тѣмъ не менѣе эта пропагандой вызванная, — пускай даже подстроенная — идеологія войны сквозь всю свою искусственность представляетъ, какъ фактъ, подлинную дѣйствительность массоваго сознанія; и какъ фактъ она показательна не только для духовности раздѣлявшихъ ее, или хотя бы заболѣвшихъ ею народовъ, но показательна и для ихъ объективныхъ устремленій. Ибо пусть данная идея или лозунгъ разработаны въ кабинетахъ начальниковъ пропаганды и сознательно и планомѣрно распространены въ милліонахъ газетныхъ листковъ, рѣчей и книгъ. Ошибочно было бы думать, что всякая мысль и лозунгъ, такимъ образомъ распространенные, могли бы имѣть одинаковый успѣхъ и вліяніе. Для того, чтобы зараза принялась въ организмѣ, нужна его воспріимчивость именно къ ней; одинъ останется здоровымъ или легко преодолѣетъ, гдѣ другой подвергнется бурному заболѣванію. Лживая идея — такой же фактъ, какъ идея правильная и для психики ее переживающей такъ же показательна, можетъ быть и болѣе показательной; ибо правдивая идея навязывается объективностью, лживая же опирается всецѣло на субъективность, тѣмъ ее глубже выявляя. Въ данномъ случаѣ то, что общественная идеологія вырабатывалась сознательно и планомѣрно, только сугубо подчеркиваетъ ея показательный характеръ; ибо къ воспріимчивости массъ здѣсь присоединяется и цѣлесообразная продуманность руководящихъ органовъ. Вотъ почему въ возможности и въ фактѣ господства той или иной идеологіи военнаго времени независимо отъ обоснованности ея содержанія — мы усматриваемъ методъ постиженія подлинныхъ предрасположеній переживавшѣго ее народа. Но проявляя эти тяготѣнія, получившая господство идеологія ихъ и усиливаетъ, обостряя послѣдствія, можетъ быть, и безъ нея неизбѣжныя. Идеологія, какъ фактъ, будучи проявителемъ становится и факторомъ народныхъ устремленій.
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?