Сумерки Европы - [101]

Есть и второй моментъ на ряду съ этимъ (къ которому ниже еще прійдется вернуться въ другой связи) — это моментъ духовной активности, волевой напряженности, въ послѣднемъ своемъ корнѣ, опирающійся на неизмѣнную устремленность пустыннаго кочевья на зарѣ народной жизни и городскаго разсѣянія на всемъ ея протяженіи. Бываютъ эпохи органической законченности жизни, ея пригнанности въ уравновѣшенныя рамки; бываютъ эпохи строительства безъ устали и ограниченія, устремленія въ даль и въ высь, все опрокидывающаго или все побѣждающаго напора. Эти послѣднія эпохи особенно конгеніальны съ духомъ еврейства и въ эти эпохи еврейская работа особенно естественно и безпрепятственно укладывается въ общее стремленіе вѣка. Таковыми были эпоха арабская и ново-европейская; и въ обѣ — еврейство играло особенно видную роль, крѣпко спаявъ свою работу съ работой и устремленіями вѣка, сохраняя, однако, свою самость въ общемъ строительствѣ.

И наконецъ третья черта, выработавшаяся въ еврействѣ, какъ въ народѣ въ общемъ преслѣдуемомъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ пред ставляющемъ нѣкій, хотя и не замкнутый, духовный коллективъ, который въ себѣ включаетъ всѣ духовныя функціи народа, — это система идей и чувствъ преодолѣнія угнетенности. Во всякомъ народѣ главная его масса можетъ оказаться въ состояніи подавленности. Но даже когда эти такъ угнетенныя массы составляютъ въ духовномъ смыслѣ одно цѣлое съ другими частями народа, онѣ не вырабатываютъ своей особой идеологіи, системы чувствъ и учрежденій, соотвѣтствующихъ состоянію угнетенности и борьбѣ съ угнетенностью. Наоборотъ идеологія, общая духовность, вырабатываемая народомъ въ его высшихъ и среднихъ слояхъ, обыкновенно соотвѣтствуетъ положенію, точкѣ зрѣнія и чувствамъ господствующихъ круговъ, или во всякомъ случаѣ положенію народа въ его цѣломъ; соотвѣтствуетъ положенію его въ мірѣ среди другихъ народовъ, въ природѣ или — его внутреннему состоянію. То же, конечно, имѣетъ мѣсто и въ народѣ еврейскомъ. Но онъ обычно находился цѣликомъ въ положеніи въ общемъ безправнаго или неравноправнаго, угнетаемаго или угрожаемаго угнетеніями; и потому и духовность его, чувства, соціальныя убѣжденія вырабатывались при рѣшающемъ участіи духовныхъ и соціальныхъ верховъ, но соотвѣтствовали совокупному положенію народа, положенію общей угнетенности и притѣсненности. Къ тому же при этомъ угнетенность есть состояніе пассивное, обреченное; притѣсняемые обречены на исчезновеніе или на ниспаденіе въ безотвѣтственные низы, на болѣе или менѣе соціально-объектное, а не соціальносубъектное состояніе. Наоборотъ еврейство, какъ группа притѣсняемая, но вмѣстѣ съ тѣмъ не неизбѣжная въ строеніи общества (какъ неизбѣжны, напримѣръ, соціальные «низы») могло бы исчезнуть, если бы она была чисто пассивной, претерпѣвающей. Разъ она сохранялась, ясно, что она вмѣстѣ съ тѣмъ проявляла непрерывную историческую активность, непрерывное противленіе (и вѣроятно встрѣтила для того достаточно благопріятныя внутреннія или внѣшнія основанія); она не только была въ положеніи претерпѣвающей, но и въ положеніи преодолѣвающей угнетеніе, — борющейся или уклоняющейся, но во всякомъ случаѣ преодолѣвающей. Отсюда новое сближеніе съ современной Европой, демократической, протестующей, борющейся противъ угнетенія массъ; съ новой Европой, въ которой въ силу распространенія образованія и повышенія благосостоянія — сами массы перешли отъ положенія униженности къ его преодолѣнію. И поразительно въ какой мѣрѣ рядъ идей и учрежденій современнаго демократическаго общества имѣютъ своихъ предтечъ въ еврейскомъ обществѣ былыхъ вѣковъ, взятомъ какъ цѣлое (хотя и оно въ своей собственной средѣ включало господствующихъ и подвластныхъ, подчиняющихся и подчиненныхъ). Оно выработало чувство переживанія угнетенія и вмѣстѣ съ тѣмъ напряженія его преодолѣть — во всемъ томъ, что это заключаетъ одновременно и дурного и хорошаго: одновременно и въ системѣ чувствъ приниженности и забитости, но и чувствъ борьбы и напора; одновременно въ системѣ притязаній, на что, не имѣя, чувствуешь свое право, претензій, обидъ, чувствъ вызова и протеста, солидарности въ страданіи и гуманности. Здѣсь не мѣсто обстоятельно развернуть различныя перекрещивающіяся послѣдствія, вытекающія изъ этой исходной точки. Достаточно напомнить, какой громадной струей влился еврейскій субстратъ въ процессъ европейской демократической, либеральной и соціалистической борьбы, въ процессъ подъема низовъ и революціи[12]. Можно по разному оцѣнивать это участіе въ европейской жизни; до губительнаго катаклизма послѣднихъ лѣтъ естественно было оцѣнивать это участіе преимущественно въ его положительномъ значеніи; послѣ совершившихся нынѣ разгромовъ, столь же естественно преувеличивать и отрицательную сторону. Я здѣсь ни въ малѣйшей мѣрѣ не занимаюсь обвиненіемъ или апологетикой, а исключительно только установленіемъ фактическихъ зависимостей. И въ этомъ смыслѣ существенно уяснить, что и въ этомъ отношеніи еврейство оказалось созвучнымъ глубинному процессу — одному изъ рѣшающихъ процессовъ, происходившихъ въ современномъ европейскомъ обществѣ. Это не было разложеніемъ европейскаго общества со стороны еврейства, какъ думаютъ многіе; это было участіе въ одномъ изъ рѣшающихъ процессовъ, происходившихъ въ самомъ этомъ обществѣ — въ процессѣ подъема низовъ; и если здѣсь было разложеніе, то это было его саморазложеніемъ.