Сумеречная лощина - [4]

Но пока я думал и нерешительно топтался на месте, пилот захлопнул дверцу кабины, и вертолет стал подниматься, обдав меня мокрым снегом и холодным сильным ветром. Я поспешил прочь, проклиная судьбу и стряхивая с себя многочисленные ошметки. Когда вертолет поднялся метра на три-четыре, он словно растворился в сумеречном небе среди снежно-ветренной каши. Шум его винтов стал глохнуть и внезапно стих. Как я не вглядывался в серо-белую рябь, я не смог его разглядеть. Все ещё не веря, что вертолет улетел, и что пилот кинул меня на произвол судьбы, я потоптался ещё чуть-чуть на том же самом месте, запрокинув голову. Но снег падал прямо мне в лицо, я разозлился и стал искать, куда идти. Тут я сильно испугался, так как потерял ориентацию. Все вокруг было серо-белым, и как я не приглядывался, я ничего не мог увидеть. Было совсем не понятно, где что находится и куда мне, собственно, идти. Стоять было холодно и неуютно.

Покружившись на одном месте, я, наконец, к своей большой радости опять увидел то самое темное пятно. Оно было на расстоянии двухсот-трехсот метров от меня. "Ага, это он", - подумал я и поплелся в этом направлении...

5.

Как ни старался я идти быстро и делать большие шаги, я преодолевал путь с огромным трудом. Ноги то и дело проваливались в снег, за что-то там цеплялись и все время норовили разъехаться в разные стороны. Мои глаза залепило снегом, а портфель с каждым шагом становился все тяжелее и тяжелее, и во мне росло ощущение, что раньше он был гораздо меньших размеров. Ручка его скользила и так и пыталась выскочить из окоченевших пальцев. Я все время боялся, что собьюсь с пути, потеряю единственный ориентир в этой атмосферной каше и обязательно увязну в болоте, о которой мне говорил работник горной службы далекий человек, которого я виде когда-то. И удивительное дело, я ещё умудрялся о чем-то думать.

"Почему меня никто не встретил? Может, они вообще не были предупреждены? А может, это совсем не тот монастырь, который мне нужен? Вдруг кто-то напутал... Да нет же, господин секретарь говорил мне именно об этом монастыре. Я хорошо запомнил, что он говорил: монастырь в Ициэнских горах, Сумеречная Лощина. А это и есть Сумеречная Лощина. Как же тут можно напутать?.. А если меня не захотят впустить в монастырь? - Вполне будет логичным, что они подождут уведомления о моей персоне. Что же я буду делать в таком случае? - Испуг мой не проходил. - Тогда я замерзну насмерть. Глупо замерзнуть у дверей дома..."

Терзаемый сомненьями, я все шел и шел, не отрывая взгляда от еле различимого темного пятна. Однако было удивительно то, что расстояние никак не сокращалось. Вроде бы, оно оставалось таким же, каким и было в начале моего пути. И сколько я ни шел, темное пятно не увеличивалось в размерах, словно я топтался на одном месте или брел по кругу. "Наверное, я очень медленно продвигаюсь, - думал я. - Всему виною этот проклятый снег. Да и дороги тоже хороши. Вот уж действительно болото".

Но через время меня охватила настоящая паника. Мне уже было на все наплевать: монастырь это или не монастырь, тот ли это монастырь или другой, впустят меня или не впустят... Только одно желание захватило меня. Оно настойчиво крутилось в голове и гнало вперед, словно я стал ослепшим безмозглым животным: "Только вперед. Прийти куда-нибудь. Все равно, куда, лишь бы прийти."

Вокруг меня был лишь один снег. Он стоял со всех сторон сплошной стеной, заслоняя все, заглушая звуки, впитывая даже мою тень. В его однотонном шорохе мне порою чудился чей-то приглушенный шепот, как будто кто-то, большой как мир, и невидимый, как воздух, повторяет одно и то же слово, не разобрать какое. Я уже не чувствовал, где я и что вокруг меня, и не понимал, что происходит, и куда я иду...

Я много раз падал в снег, вывалялся до невозможности, потерял свой портфель (или портфель потерял меня) и шляпу, и отупел настолько, что даже не обрадовался, когда осознал, что стою перед широкой деревянной дверью с большой железной ручкой. Как я внезапно вышел к дверям, я так и не понял.

6.

Некоторое время я стоял и не мог поверить, что ещё чуть-чуть - и я очутюсь в теплом и сухом месте. Я стал стучать в дверь. Стучал долго, так долго, что отбил себе руку. И, наконец, я уловил какое-то движение за дверью. Кто-то отодвинул засов, дверь открылась и в черном проеме смутно забелело человеческое лицо. Очертания этого лица расплывались, словно я смотрел сквозь толстое, изрядно запотевшее стекло.

Я еле дышал и пытался объяснить, кто я такой и с какой целью тут оказался. Слова путались, плохо выговаривались, рвали смысловую нить. Мой дерганный рассказ прерывался неоднократно кашлем, меня трясло от холода.

Я все говорил и говорил, а мой собеседник молчал, и от этого я смущался, путался в словах, запинался и, наконец, окончательно запутался и замолчал. У меня было такое ощущение, что меня абсолютно не слушают. Что слушающий меня на самом деле глухонемой или вообще неживой. Как я не всматривался в его лицо, я не мог рассмотреть человека, стоящего в двух шагах от меня. Я даже не мог понять, женщина он или мужчина, стар он или молод. Мне казалось, что этот человек мне смутно знаком, но я отогнал эту мысль, посчитав её нелепой. Как может такое быть, если я впервые в этом монастыре...