Сумасшествие лейтенанта Зотова - [5]

— Приехали…

В самом деле — аэровокзал, суета, проверка милиции, трап и… взлет. Ревут моторы, но что-то не по себе. А-а… Черт с ним. Море, пляжи, кафе и рестораны и легкомысленные женщины, с длинными ресницами — вроде той, матери этого…

Стоп. Телефон, Да-да, телефон-автомат. Когда меня вели (ага — вели, ситуация та же, что и у арестованных), краем глаза я зацепил плексигласовый шар, а в нем — телефон. И подумал, что…

…В Адлере я увидел точно такой же телефон, только шар был разбит — какая нынче молодежь, ей-богу… Я думаю, что наши не отдали распоряжения «проследить», «проводить», «проверить». Не должны. А… если? А… вдруг? Нда…

На диванчике притулился человек средних лет с газетой. Рядом толстая женщина с авоськами. Когда я направился к телефону — человек с газетой встал и бодрым шагом опередил меня. Улыбнулся, снял трубку и отчетливо проговорил:

— Юрий Петрович здесь, он прибыл благополучно.

Что ж, они предусмотрели все. Все?

Во что я влез и кому пересек? Однако… На шее выступила испарина, и я достал платок. Как позвонить резиденту? Как выйти на связь?

И вдруг я рассмеялся мелким идиотическим смехом: «на связь»? С резидентом? Кто? Я? Я — против могущественной госмашины? Изощренной и беспощадной? Я, неудачник, без пяти минут «пензионер»? Экие дурные мысли, а навстречу:

— Юра, ты рад?..

Бывшая жена с бывшим сыном. Улыбаются, машут ладошками, счастливы меня видеть. Это вряд ли совпадение…

6

Я выплыл из небытия. И все вспомнил. Все, до мельчайших подробностей. Утром 14 мая 19… года я проснулся рано-рано, мама собиралась на работу и, как всегда, тщательно укладывала волосы, пудрила и мазала лицо, «выводила» ресницы. Она еще молодая у меня — 38 лет разве возраст для красивой женщины? Только ей очень не везет. Отец погиб — мне было пять лет. Погиб, потому что его зарезали врачи — перитонит, они вскрыли, потом кривые усмешки — слишком поздно…

Она никогда не забывала отца, но я вижу — тоскует и сохнет, ведь она — нормальная женщина, а живет как старушка из приюта.

— Садись, Игорь, сегодня у нас настоящий бразильский кофе.

— Они из него все равно высасывают весь кофеин. — Сел, тарелки, приборы, Салфетки, хлеб нарезан, колбаса — на просвет, эх, мама-мама…

— Такой полезней. В Италии пьют на донышке, слишком силен экстракт…

— А мы — бочками сороковыми, потому что — пустой.

Она элегантно откусывает бутерброд, жует (меня всегда одергивали, когда начинал чавкать), бросает быстрый взгляд:

— Что нас ждет, Игорь?

— Больше социализма. Уже началось его триумфальное шествие.

— Я серьезно.

— И я. Что ты хочешь услышать?

— Твою правду.

— Моя правда в том, что человек старой политической аморальности сделать ничего не сможет.

— Политическая аморальность? Это что-то новенькое, — смеется она, — политика и мораль несовместимы, дружок…

Может быть… Влюбился бы кто-нибудь в тебя. Положительный мужчина лет 45–50… Заместитель министра. Внутренних дел, например…

Э-э-э, да я карьерист. И ерунда все это. Замов сейчас меняют, как тирьям-тирьям перчатки. Не надо «зама». Лучше… заведующего столовой. Или рестораном. Да, именно это!

— Мама, тебе надо выйти замуж за директора ресторана.

Она словно просыпается. «С ума спятил?»

И в самом деле…

Холодно целует в щеку, прощаемся, через 20 минут я на службе. Моя служба — в тихом московском переулке в центре старой Москвы…

………………………………………………………………………………

…Из сна, из проруби, холодно, озноб, они мне снова вкатили какой-то укол, слава Богу, это не наркотик, кайфа нет, одна гадость, словно голого окунули в ледяной кисель. Чего они добиваются? Ломит кости, мозг, волосы болят, и сердце танцует канкан: та-та-та-та-там-там-там…

…А пилоны так близко, они совсем рядом, я вхожу, как она сказала? «21-я аллея, 3-й ряд, похоронили девочку, поинтересуйтесь»…

У меня в роду не было сумасшедших, я это знаю твердо и точно, но тогда…

Что со мною происходит? Я ведь болен, болен наверняка, — вот, стою напротив церкви, продают какие-то книги, иконы, все реально, все на самом деле — лица, глаза, голоса, ущипнуть себя, что ли, как это советуют в романах 19-го века?

Ладно. Пригрезилось, привиделось, но ведь дело — прежде всего? А ленивый и скользкий Темушкин не велел. Ну и что? Он кто такой? Дежурный, всего ничего. Он только в отсутствие руководства может запретить. Но начотделения был на месте, меня не вызывал, значит…

Плевать. Вот 21-я аллея. Крестики-нолики. Могилы такие; могилы сякие. Генерал армии. Застрелился — нервы не выдержали. Побоялся, что призовут к ответу. Министр с женой — две каменные бабы стоят обнявшись. Знакомая фамилия. О нем говорят разное; хорошо, плохо, не знаю… Я при нем в школе учился, в 7-м классе. А вот и 3-й ряд. Так, это не то, не то… Вот, девочка, ей было 14 лет, Зотова Люда (совпадение? Какое странное совпадение, это неспроста, это знак беды, гибели, да что же это в самой деле…).

— Вам плохо?

Какой-то человек в строгом черном костюме, на вид 35-ти, весь из себя, иностранец, наверное… Ну конечно же, у него едва заметный акцент.

Мимо идут какие-то фигуры в черном, и протестантский священник свертывает на ходу ритуальную ленту, он одет совсем обыкновенно, только воротничок-стойка выдает…