Сумасшедший в горах - [21]

Извините, господин полковник, думал Вуд, но Службе Безопасности скоро придется вычеркнуть ваше имя из своих списков. Это не мое решение. Это решение судьбы. Приговор вам вынесен уже давно, я лишь позабочусь о том, чтобы он был приведен в исполнение. Да, мой личный счет к вам, может быть, не так уж и велик — всего одна юная девичья жизнь, всего одна вдребезги разбитая любовь да метания одного молодого дурака восемь лет назад. Может быть… Но смертью своей вы оплатите не только этот счет. Вам бы многим пришлось платить, останься они живы… Но они мертвы… А вот вы живы… Пока!

На мгновение Вуд пожалел о том, что не вытянул из Маккина хотя бы намека на свою судьбу: тогда он, может быть, вел бы себя смелее или, наоборот, осмотрительнее и осторожнее. А потом он вдруг подумал о том, что после случившегося все то прошлое, которое для него, Вуда, является будущим, и которое было известно Маккину, скорее всего изменилось, и оракулом ему, Вуду, стать бы все равно не довелось. А потом он подумал о том, что и то будущее, куда должны были вернуться Маккин и Карреда, тоже наверняка изменилось; что в ЭТОМ будущем они могли и не родиться и им там просто-напросто не найдется места. Он подумал о том, что они наверняка знали о возможности такого исхода. Он подумал о том, что совершенное этими ребятами было гораздо труднее, чем то, что предстояло совершить ему. Как бы там ни было, он все же возвращается домой, они же — неизвестно куда; он даже в худшем случае останется в памяти хотя бы друзей, они вполне могут исчезнуть в небытии. Его привели на этот путь жизненные обстоятельства, они свой путь выбрали сами. И вполне возможно, что единственная память, в которой они останутся, это его память. Память, которой никто никогда не поверит…

Он вспомнил фразу, брошенную Карредой: Эти мне парадоксы времени…

— и подумал о том, что главный парадокс времени — это извечная ответственность прошлого за будущее, чтобы когда-нибудь эти ребята появились на свет, он тоже должен внести свою лепту — прожить оставшуюся жизнь, как велит ему совесть.

Казалось бы, случайность, думал он, то, что этот злополучный Кондор оказался в будущем и натворил там бед. И кто? — Мидлтон, которого я всегда считал одним из лучших парней… А если поразмыслить как следует, то не случайность это, далеко не случайность… Потому что почти вся жизнь нашей страны направлена на то, чтобы убивать. На смерть работает половина взрослых, а из другой половины половина смерть планирует, обучается приносить ее и учит этому наших детей… Отвратительный заколдованный круг… И было бы совсем страшно жить в этом смертном непроницаемом мраке, если бы не было таких, как моя Исидора. Их всячески стараются выявить, изолировать, выслать из страны, а то и просто убить, но они есть и, кажется, только они знают выход из этого тупика… И если бы не Исидора, если бы не наши с ней встречи и беседы, если бы не моя к ней любовь, то неизвестно еще, чем бы закончилась сегодня операция Сумасшедший в горах… А ведь я, помнится, и слышать не хотел о том, что ее так интересовало. Называл ее сопливой революционеркой… Политика, политика!.. А это и не политика вовсе. Это жизнь! Жизнь, свет, любовь… Душу из гада выну!

Начинало светать, и вокруг проявлялись, словно возникали из небытия, призрачные силуэты деревьев. Вуд поднялся с камня, на котором сидел, потушил последний окурок, потом вытащил из кармана фонарь и в его неярком свете собрал остальные окурки и прикрыл их вырванным дерном. Потом он осветил ямку, в которую положил чудесные вещи из будущего. Там уже не было ничего, и даже примятая было трава почти совсем распрямилась. Тогда, еще раз осмотревшись, он двинулся в дорогу.

Когда он добрался до окраины городка, уже совсем рассвело. Никаких кордонов нигде не было заметно, видимо, известие об убийстве президента еще не покинуло кабинет министров. Городок спокойно спал, набираясь сил перед очередным днем веселья.

Вуд вышел на берег океана. Перед ним в обе стороны раскинулся пляж, чистый и прекрасно оборудованный, только непривычно пустой. Было удивительно тихо, лишь волны прибоя чуть слышно шептали что-то береговой гальке. Это была сама вечность. Они шептались так миллионы лет назад и через миллионы лет будут шептать то же самое.

Вуд снял брюки и рубашку и неторопливо вошел в воду. Вода была удивительно мягкая и теплая. Неподалеку покачивалась небольшая медузка. Окунулся в вечность, — подумал Вуд и рассмеялся.

Когда он снова оказался на берегу и стал одеваться, сквозь шепот прибоя донесся вдруг какой-то посторонний глухой шум. Вуд поднял голову. Шум быстро нарастал, приближался, и вот высоко и чуть в стороне как большие серые жуки, с рокотом пронеслись по направлению к горам два военных вертолета. Они летели в сторону метеостанции.

— На этот раз вы опоздали, мистер Клаппер! — злорадно подумал Вуд, проводив взглядом вертолеты.

Прямо из океана вставало огромное красное солнце, словно выглянул из-за горизонта чей-то любопытный доброжелательный глаз.

По дороге вдоль берега прошел высокий полисмен, равнодушно кинув взгляд на раннего купальщика. А потом вдруг где-то вдалеке завыла сирена, к ней присоединилась другая. Неразборчиво пролаяла что-то рация, висящая у полисмена на плече, и он бросился бежать, нелепо вскидывая длинные ноги.