Сумасшедший в горах - [15]

— Ну что ж, макеты вроде бы сделаны… — начал я и тут же прикусил язык: из-за одной из этих коробок вдруг выплыла серая глыба Университета.

Аппарат, с которого велась съемка, летел все дальше и дальше, и я узнавал среди густой зелени и между разбросанными тут и там разноцветными коробками знакомые мне здания. Вот аляповатая образина Королевского дворца, за ним изящные коричневые башни Национального музея, излучина Реки с ажурной конструкцией моста Независимости. Да, это была Столица, страшно, невообразимо изменившаяся, но Столица.

Аппарат снизился над одной из улиц, и стали видны люди. Они были странно и вычурно одеты, но это были обычные земные люди. На улице совершенно отсутствовал транспорт, и у нее был какой-то странно-праздничный вид, словно из незнакомой сказки.

Я, конечно, не эксперт, но макетами или комбинированием тут и не пахло. Все это были съемки с натуры, и мне ничего не оставалось, как поверить. И я поверил…

А на экране все тянулись и тянулись виды этого неизвестного, но временами такого знакомого города. Чуть в стороне проплыл памятник какому-то деятелю. Камера сняла его сзади, но фигура, стоящая на постаменте, показалась мне знакомой, хотя я никак не мог вспомнить, на какой из улиц Столицы находится этот памятник.

— Что это за памятник? — спросил я метеоролога.

— Это Жан-Пьер Ларуш, — ответил он. — Первый народный президент нашей республики.

— Так его еще нет?! — вырвалось у меня.

Это ж надо так поверить! Даже несуществующий памятник умудрился узнать!

— Он жил в вашем веке, — сказал Маккин. — Выдающаяся личность. Кстати, мой предок… Теперь вы мне верите?

— Да, — прошептал я, облизывая губы.

Он плеснул мне еще коньяка. Я машинально проглотил коричневую жидкость, не почувствовав вкуса и запаха, как воду.

— Очень хорошо! — сказал он. — А теперь давайте так: вы будете задавать вопросы, а я буду на них стараться отвечать. Вроде как на допросе… — усмехнулся он.

Я чуть было не ляпнул: Так что же вы все-таки от меня хотите?

А что еще спрашивать в такой ситуации? В фантастических романах, которые мне приходилось читать, разговоры подобного рода велись обычно с помощью лайтингов, атомных гранат и фраз типа: Чтоб тебя…! И все же я нашел, чем его прижать. Видимо, бой придется принимать в области хитрых вопросов и умных ответов. За неимением вторых придется нажать на первые.

— Каковы же моральные законы в вашем таком прекрасном будущем, — спросил я, — если они позволяют вам вмешиваться в наши дела?

— Моральные законы?.. — Маккин крякнул то ли от досады, то ли от удовольствия. — Ну что ж, затронем и моральный аспект… Знаете что?.. Пожалуй, я просто по порядку расскажу вам, почему и зачем я здесь нахожусь. Не возражаете?

Я пожал плечами. Мне ли возражать?

Он достал из кармана еще одну видеокассету и вставил ее на место первой. На экране появилось изображение огромной обугленной воронки, в которой догорали какие-то обломки. Маккин остановил изображение и сказал:

— Это катастрофа с одним из наших межконтинентальных стратопланов. В ней погибли более двухсот членов Всемирного Совета — так называется в наше время руководящий орган планеты… — Голос его чуть дрогнул. — Кроме того, в результате ядерного взрыва, которым закончилась эта катастрофа, погибло еще пятьдесят тысяч землян.

— Цифры, конечно, впечатляют, только что мне за дело до ваших катастроф?

— Подождите, Джерри. Я еще не кончил… Дело в том, что такие катастрофы у нас, — он кивнул в сторону экрана, — совершенно исключены. Сейчас я покажу вам запись, сделанную одним из автоматов, которые следят у нас за безопасностью воздушных полетов.

Он снова включил магнитофон. На экране появилась серебристая точка.

— Это стратоплан, — пояснил Маккин.

Точка медленно двигалась по экрану. Потом недалеко от нее внезапно возникла другая точка. Они сблизились. Вдруг экран полыхнул ослепительным светом, а когда он погас, на нем уже ничего больше не было.

— А сейчас вы увидите увеличенное изображение второго объекта, — сказал метеоролог.

На экране снова появились две точки, теперь уже неподвижные. Они начали стремительно расти, в сторону уплыл маленький серебристый шарик, в который превратилась первая точка, а вторая все росла и росла, пока не превратилась в столь знакомые очертания Кондора — всепогодного истребителя-перехватчика с опознавательными знаками военно-воздушных сил нашей республики. Я увидел, как от него медленно — одна за другой — отошли две ракеты класса воздух-воздух, и через некоторое время экран начало заливать жемчужное сияние. В то же мгновение Кондор исчез, как будто его и не было, а экран превратился в пылающий прямоугольник.

— Вы узнали второй аппарат? — спросил Маккин.

— Да, — сказал я. — Это наш истребитель.

Метеоролог снова взял в руки бутылку с коньяком, только теперь он плеснул и себе.

— Погибли лучшие люди Земли… — произнес он и надолго замолчал.

Я тоже молчал. Пауза затягивалась. И тогда я спросил его:

— Скажите, Джон, и много вас, таких… так сказать, наблюдателей?

Маккин печально улыбнулся.

— Я понимаю, Джерри, о чем вы думаете, — сказал он. — Нет, немного. Было трое, теперь осталось всего двое. И все были только в вашем времени и в вашей стране.