— Чего ты плачешь?
Она подняла голову. Перед ней стоял молодой американский матрос. Дина продолжала всхлипывать, молчала, и матрос повторил:
— Чего ты плачешь?
Тогда она начала плакать еще больше и сказала, что у нее на свете никого нет, что она не желает жить в католическом монастыре и не хочет расстаться с подругой. Матрос сказал:
— Пойдем со мной. Я постараюсь устроить тебя в еврейский Детский Дом.
Она не хотела пойти за незнакомым человеком. Он сказал, что его зовут Сол Чикмэн, что он еврей из Нью-Йорка, — там у него живут отец, мать и сестренка, года на два старше Дины. Матрос накормил девочку, потом пошел со своим капитаном в монастырь и добился, чтобы девочку отправили в еврейский приют, в какой-то другой город.
Пароход должен был уйти вечером. Оставалось очень мало времени. Сол сунул в руку Дины бумажку с нью-йоркским адресом и на прощанье сказал:
— Напиши письмо моей маме… Она хорошая еврейская мама и она пришлет тебе что-нибудь, — может быть, платье, или сладкого. Обязательно напиши и скажи, что ты меня видела.
* * *
Миссис Фрида Чикмэн живет в Нью-Йорке на Ист Сайде, на улице, населенной еврейской беднотой. Ряды скучных коричневых домов с лесенками, на которых в летние вечера сидят люди без пиджаков и женщины в застиранных ситцевых платьях. Посреди улицы детвора играет в бейсболл, из окон завывают радио-аппараты. На этой улице живут бедные, но хорошие и приличные люди. Мистер Чикмэн имеет небольшой магазин, — он торгует старой мебелью. На дела пожаловаться нельзя, Рокфеллером он не станет, но на жизнь зарабатывает. Дочь Ренэ — самая красивая девушка на всей улице. На нее уже начинают заглядываться будущие бейсболлисты, и она ходит в школу, а летом, во время каникул, чтобы заработать несколько долларов, служит машинисткой в конторе. Сол плавает где-то в Европе, — он моряк торгового флота. Когда мама думает о Соле, ей всегда хочется плакать: такой хороший мальчик и должен плавать на пароходах! Чикмэны всегда мечтали вывести своих детей в люди. Слава Богу, дети хорошие, — краснеть за них не приходится.
Когда почтальон подал миссис Чикмэн письмо с польскими марками, она обрадовалась: наверно, письмо от Сола. Потом радость сменилась тревогой,'— письмо было написано по-польски, незнакомой рукой. Не случилось ли, не дай Бог, чего-нибудь с ее мальчиком? К счастью, соседка знает польский язык, — она приехала в Америку из Лодзи. Соседка перевела: какая-то еврейская сиротка видела Сола, и он дал ей нью-йоркский адрес. Девочка писала, что у нее в мире никого нет, — может быть, она может писать миссис Чикмэн и называть ее мамой?
Миссис Чикмэн заплакала, потом заплакала женщина, переводившая ей письмо.
Конечно, Дина может называть ее мамой… Но как помочь бедной девочке?
* * *
В. С. Вайнберг узнал об этой истории случайно — миссис Чикмэн зашла к нему поговорить о какой-то своей одесской родственнице. И, заодно, рассказала ему о девочке, которая пишет нежные письма, называет ее мамой, и которой она посылает пакеты.
— Доктор, — нерешительно спросила миссис Чикмэн, — может быть, эту девочку можно сюда выписать?
Доктор показал на груды писем, которые Одесское Землячество получает из Европы с просьбами о помощи. Каждый из этих людей мечтает приехать в Америку и просит прислать ему аффидэйвит. Откуда добыть все эти аффидэйвиты? И потом, — так трудно получить визу, в особенности для сиротки, не имеющей в Америке родственников!
Вечером В. С. Вайнберг рассказал жене о визите миссис Чикмэн, и о страшной судьбе Дины. Жена посмотрела на мужа и сказала:
— Почему же мы не можем ее выписать?
Это было так логично и так просто, что доктор сразу согласился. Но осуществить решение оказалось делом нелегким. Пришлось начать долгие хлопоты, дождаться получения квотной визы. Девочка тем временем была отправлена с группой детей из Польши во Францию, а из Франции организация ортодоксальных евреев собиралась переотправить юных иммигрантов в Палестину.
Конечно, Дина хотела ехать в Америку, где у нее есть добрая мама и появились дядя и тетя Вайнберги. В приюте негодовали:
— Твое место в Палестине!
И другие дети, мечтавшие о подвигах и славе, уже видевшие себя солдатами Хаганы, дразнили Дину:
— Американише лэди!
Пока писали письма, пока бумаги путешествовали из одного департамента в другой, прошло не мало времени. Американише лэди исполнилось пятнадцать лет, когда, наконец, ей сказали, что она может ехать в Америку.
* * *
— Неужели я в Нью-Йорке?
Она в Нью-Йорке, в крошечной квартирке на Девятой улице. Три комнаты. В первой, на диване, спит Дина с ее новой сестрой Ренэ. Во второй спят мистер и миссис Чикмэны. В третьей помещается Сол, — он уже не плавает по морям и нашел себе постоянное место в Нью-Йорке. Мистер Чикмэн сказал жене:
— Ну, что же, — немного потеснимся. Она — хорошая девочка!
Дину одели. У нее есть новое платье и модное зеленое манто, — точно такое, как у Ренэ. Ей уже показали Таймс Сквер, она изведала радость «айскрим сода» в угловой аптеке. Начала ходить в школу.
Дина очень счастлива.
Постепенно она превращается в стройную красивую девушку. Иногда по ночам ей снится чудесный сон, — она едет в Америку, к новой маме, миссис Фриде Чикмэн. И Дина просыпается в слезах радости.