Сумасшедшая деревня - [42]

— По Рузе, — пояснил Алеша.

— Потом мы опять поехали в милицию, — продолжила Даринда.

— Достаточно, — оборвала её Марина Георгиевна. — Мне почти все ясно. Она осторожно ощупала живой матрац, прослушала тетушку стетоскопом*, пожала плечами и спросила: — Скажите, а у вас печень есть?

— Не знаю, — жалобно ответила Даринда.

— А почки?

— Честно говоря, я не знаю, как устроен мой организм, — печально проговорила тетушка.

— Тогда я посоветовала бы вам обратиться к Петру Семеновичу, — сказала Марина Георгиевна.

— А кто это? — осторожно поинтересовалась Даринда.

— Это наш ветеринар, — ответил за доктора Алеша. — Он лечит коров овец, коз, в общем, всякую живность.

— Ну знаете! Вы бы нас ещё к специалисту по картошке послали! вспылил Фуго, который снова принял обычный мимикриный вид. — Мы вам не коровы и даже не живность!

— А вы, гражданин инопланетянин, не возмущайтесь, — спокойно сказала Марина Георгиевна. — Лично вы сейчас больше похожи на большого бритого ежа. Поэтому ветеринар, возможно, лучше разобрался бы, как лечить больную. А я могу посоветовать только горячее молоко с медом и постельный режим. Нервы, они лечатся просто: лежи и спи, само пройдет.

Фуго провожал врача до двери уже в облике Алешиного прадедушки. Марина Георгиевна была человеком очень уравновешенным и доверчивым, поэтому быстро привыкла к мысли, что инопланетяне запросто могут принимать вид хоть чемодана, хоть симпатичного старичка. И уходя, она своим обычным, деловым тоном наказала мимикру:

— Вашей тетушке нужен абсолютный покой. Иначе из неё выйдет воздух, и ни одна мастерская не возьмется её восстанавливать.

Марина Георгиевна вышла из дома как раз в тот момент, когда во двор вошел Сергей Никифоров, час назад отпущенный из психиатрической больницы. Корреспондент твердо решил окончательно выяснить, кто же все-таки баламутит деревню, и сойдя с автобуса, прямиком направился в логово к загадочным лилипутам. Но увидев на крыльце врача, Никифоров в нерешительности остановился. После психиатрической больницы и долгой беседы с академиком Шалгановым люди в белых халатах вызывали у него усиленное сердцебиение.

А Марина Георгиевна, заметив молодого человека в черных очках, который явно раздумывал, в какую бы сторону убежать, окликнула его:

— Здравствуйте, гражданин. Вы что, тоже оттуда? — Она как-то неопределенно покрутила в воздухе рукой, имея в виду космическое пространство.

— Да, в некотором роде оттуда, — озираясь, ответил корреспондент, который подумал, что его спрашивают о психиатрической больнице. — Но они меня сами отпустили, — быстро добавил он.

— И вы тоже умеете прикидываться чемоданом? — спросила Марина Георгиевна.

— Чемоданом? — не понял Никифоров. — Не знаю, не пробовал.

Марина Георгиевна подошла поближе к Сергею, внимательно посмотрела на него и сказала:

— У вас кожа имеет землистый оттенок. Стало быть, барахлит желудок. Наверное вы ещё не привыкли к нашей земной пище. Советую вам каждый вечер ставить себе клизму и пить побольше молока. Кстати, — вспомнила Марина Георгиевна. — А вы, вообще-то, к какому классу относитесь: к млекопитающим или, может, земноводным?

— Я лично? — совсем растерялся Никифоров. Только сейчас он понял, что перед ним, скорее всего, ещё одна жертва лилипутских козней, психически больная, которая, вероятно, сбежала из больницы. — Вообще-то, я Homo Sapiens, — отступая назад, ответил корреспондент. — Что означает: человек разумный.

— Ну-ну, не волнуйтесь так, — сказала Марина Георгиевна и, выйдя за калитку, отправилась домой. — Не забудьте вечером поставить клизму, напомнила она на прощанье и помахала Никифорову рукой.

Испугавшись, что в доме он встретит ещё кого-нибудь из врачей или больных, Никифоров спрятался в кустах и стал наблюдать за окнами.

А в психиатрической больнице жизнь текла своим чередом. Пенсионер Клубникин закончил писать восьмое письмо, которое намеревался отправить в Организацию Объединенных Наций. Он так устал от сочинительства, что прилег на кровать и задумался о смысле жизни. Клубникин долго размышлял на эту тему и в конце концов пришел к выводу, что жизнь — это борьба, а потому нельзя лежать сложа руки. После чего Клубникин поднялся с кровати и сел писать донесение главнокомандующему Вооруженных Сил Мира. Но от этого важного занятия его оторвал призыв на обед. Вежливый голос из динамика вдруг сказал: "Уважаемые граждане, просим вас на время оторваться от своих дел и проследовать в столовую".

Сильно проголодавшись, Клубникин позабыл о том, что объявил голодовку и, бросив авторучку, поспешно вышел из палаты.

В столовой Клубникин выбрал место за столиком рядом с тихим больным в аккуратной голубой пижаме со свежим кустиком незабудки в петлице. Пенсионер быстро съел тарелку наваристого борща, а когда принесли второе, сосед вдруг заговорщицким тоном проговорил:

— Котлету не ешьте.

— Почему? — удивился Клубникин и скосил глаза на котлету.

— Корову будем лепить, — серьезно ответил аккуратный больной.

— Какую корову? — недовольно спросил Клубникин, который понял только одно: на его кровную аппетитную котлетку покушается какой-то щеголь с цветком.