Суфийские ордены в исламе - [10]

У ал-Макдиси, который по диапазону своих интересов был шире большинства других географов, мы находим некоторые сведения о группах суфиев. Он пишет, что в Ширазе "было множество суфиев, выполнявших зикр (йуккабир) в мечетях после пятничной молитвы и читающих благословение пророку с кафедры"12. В его время (а он писал ок. 975 г.) из сформировавшихся движений наиболее активным было каррамийа13. Ханака этого ордена были рассеяны по всей мусульманской Азии14, и именно от них, возможно, суфии заимствовали и сам институт ханака. У ал-Макдиси я нашел только одно упоминание о ханака, где практиковались суфийские упражнения. Он пишет: "Есть ханака в Дабиле [Двин, столица Армении], обитатели которой - гностики ('ариф) системы тасаввуфа - живут в добровольной бедности"l5. Однако время существования каррамийи оказалось сравнительно недолгим (200 лет), в то время как суфийское движение, зародившись как индивидуалистическая дисциплина, в конце концов изменило все религиозные воззрения мусульман.

В горах Джавлан в Сирии ал-Макдиси писал: "Я встретил Абу Исхака ал-Баллути и с ним сорок человек, на которых шерстяная одежда, и у них есть место для молитв, где они собираются. Я обнаружил, что этот человек образованный юрист из школы Суфйана ас-Саури и что их пища состоит из желудей (баллут), горьких плодов размером с финики, которые они разбивают, подслащивают, размельчают и смешивают с диким ячменем"16.

Ал-Макдиси был неутомим в поисках новых впечатлений и географических сведений, и любопытный рассказ, приведенный ниже, показывает, что организованные общины суфиев существовали и в его время, но нужно было быть членом одной из таких групп, чтобы познакомиться с суфийской практикой. Рассказ этот, кроме того, свидетельствует о том, что в те дни было также легко прикинуться суфием, как и в любое другое время.

"Когда я прибыл в Сус [в Хузистане], я отыскал главную мечеть, с тем чтобы найти шейха, которому я мог бы задать вопросы относительно некоторых мест в хадисе. Случилось так, что на мне была джубба из кипрской шерсти и басрийская фута, и меня направили в суфийскую общину. Когда я приблизился к ним, меня приняли за суфия и встретили с распростертыми объятиями. Они устроили меня у себя и начали расспрашивать. После этого они послали человека за едой. Мне казалось неудобным принимать от них пищу, так как до этого случая я никогда не имел дело с такими группами. Их же мое желание уклониться от этой церемонии весьма удивило17. Волей-неволей мне пришлось прикинуться суфием, познакомиться с их практикой и узнать подлинный характер [суфизма]. Я сказал себе: "Это твой шанс, здесь, где тебя никто не знает". Поэтому я освободился от чувства скованности, сбросив с лица маску застенчивости. Иногда я принимал участие в их пении, то кричал вместе с ними, то декламировал им стихи. Я посещал с ними рибаты и участвовал в религиозных чтениях и в итоге, клянусь Богом, завоевал место в их сердцах и в сердцах жителей этих рибатов. Я приобрел большой авторитет, меня стали посещать люди из-за моей добродетели, и мне посылали в подарок платье и деньги, которые я принимал и тут же, не дотронувшись, вручал суфиям, так как я был обеспечен и не стеснен в средствах. Все дни я отдавал молитве, и еще с каким рвением! И все считали, что я делаю это из благочестия. Люди стремились коснуться меня, чтобы получить благословение, и славили меня, утверждая, что никогда им не доводилось видеть столь совершенного факира. Так все и шло, пока не настало время, когда я почувствовал, что проник в их тайны и узнал всe, что хотел, и тогда глубокой ночью я бежал от них и уже наутро полностью отряхнул прах со своих ног"18.

Если некоторые места уединения, чаще всего рибаты и ханака, которые существовали на пожертвования (авкаф), превратились в постоянно действующие центры, то объединения, державшиеся на авторитете учителя, распадались после его смерти.

Учителя в большинстве своем были тоже мигрантами. Такие объединения еще не были устойчивыми орденами, а скорее группами людей со схожими духовными устремлениями. Они шли в ученики к прославленному наставнику, которому они добровольно подчинялись.

XI век был поворотным пунктом в истории ислама. Помимо всего прочего, он был отмечен гонением на шиизм, получивший политическую власть при династии Фатимидов в Северной Африке и Буидов в Персии, где шиизм, казалось, должен был стать персидской формой ислама. Свержение шиитских династий осуществили сельджукские правители тюркских кочевников, пришедших из Центральной Азии. В 1055 г. они захватили контроль над Багдадом и отняли у Буидов мандат на власть, данный аббасидскими халифами. В Магрибе и Египте власть Фатимидов настолько ослабла19, что их в конце концов сверг курд Саладин в 1171 г.

Тюрки были приверженцами сунны и противниками шиитских движений. Контрпереворот, который они произвели в исламе, принял форму реорганизации медресе, превращения их из частных школ, кружков, собиравшихся вокруг авторитетного учителя, в официальный институт, которому Сельджукиды обеспечивали наставников, с сочувствием относившихся к их религиозной политике. В этих учреждениях основное внимание уделялось религиозным наукам, в то время как светские, процветавшие наравне с религиозными при первых Аббасидах и шиитских династиях, порицались или запрещались. Новый вид медресе вскоре распространился из Ирака в Сирию, Египет и проник в конце концов в Магриб20.