Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - [88]

– Что мне делать? Скажи...

И летучая мышь снова ответила: наоборот...

Поиск видений

Когда Тимми вошел к себе в номер, она сидела перед телевизором и рыдала. Он увидел кровь у нее на губах, кровь, высыхающую у нее на руках, ее разорванную футболку, тоже всю в крови, – и предположил самое худшее. Но все было даже еще хуже.

– Кто? – спросил он ее, твердя про себя: пусть это будет какой-нибудь бомж, музыкант из тех, что тренькают в переходах подземки.

– Дамиан Питерc.

– Ты убила Дамиана Питерса?!

– И выпила его кровь. Кажется, всю. Потому что не смогла больше выжать из него ни капли.

– Вот блядь, – только и смог произнести Тимми, медленно опустившись на край кровати; он не хотел приближаться к ней. – Ты убила его?

– Э? А не ты ли убил мою тетю Амелию?

– Она и так уже была мертва!

– Боишься сказать «да»?

– Боюсь? – задумался Тимми. Господи, что за ирония! Та, которая хочет стать вампиром, просит о снисхождении у бывшего вампира. – Он был нашим другом.

– Но вел он себя как-то недружелюбно. Чуть не изнасиловал меня прямо на улице. И пользовался твоим именем. Говорил, что сможет устроить мне встречу с тобой, но только после того, как он меня трахнет.

Тимми вздохнул. Он знал, что Памина не врет. Когда Дамиан Питерc забросил свою телецерковь и понял, что ему больше не нужно держать в узде свою неуемную похоть, он, как говорится, пустился во все тяжкие. И еще Тимми подозревал, что какая-то часть Дамиана стремилась к смерти с тех самых пор, как Бог оставил его... ну или он – Бога.

И что ему делать? Идти в полицию? Памину арестуют, привлекут к суду, который признает ее невиновной в связи с явным расстройством психики? И как она объяснит свое специфическое безумие?

– Ты стала хуже, – сказал он, – с тех пор, как присоединилась к нам. Может быть, в этом есть и моя вина, я дал тебе попробовать мою кровь... и не стал тебя разубеждать, что бессмертие – это красиво и удивительно.

– Я тебя видела в зеркалах, – сказала она, – только это был не ты. На твоем лице в зеркале было столько страсти, столько вожделения... и тот ты, из зеркала, был сильнее, он не отворачивался от правды...

– Это не я, это Эйнджел, – тихо проговорил Тимми. – Ты видела Эйнджела Тодда.

– Хит как-то упоминала его.

– Эйнджел сейчас в заточении. Но его устремления настолько сильны... или это не его устремления, а твой собственный самообман... но, как бы там ни было, мне кажется, он может вырваться через тебя.

– Я его видела. Он был там, когда я убивала Дамиана. Но я не знаю, что я тогда чувствовала. Когда я рвала его на части, я испытывала такой восторг, я просто взрывалась от наслаждения... а сейчас... мне грустно и плохо... я хочу убить себя... но какая-то часть меня говорит где-то внутри: убивай снова, убивай, чтобы забыть боль этого убийства, убивай снова, потому что твоя суть – убийство. Тимми, что я такое? Помоги мне, пожалуйста. Ты должен мне помочь. – Она разрыдалась, но Тимми не бросился ее утешать. Она напугала его до усрачки. То, во что она превратилась... это было противно и гадко. Но кого в этом винить? Сколько людей он убил за последние две тысячи лет? Он давно потерял счет. И сейчас, когда он попытался вспомнить их всех... нет, это слишком его угнетало. Может быть, именно поэтому он, когда был вампиром, старался вообще не терзаться подобными мыслями. Вампир есть вампир.

– Памина, – сказал он, – мы – плохая компания для тебя, ты должна нас покинуть, вернуться назад к родителям; может быть, показаться хорошему психиатру.

– Психиатру! И мою величайшую в жизни страсть объявят детским неврозом? И как он будет меня лечить? Пичкать прозаком?

– Думаю, прозак тебе поможет.

– Да пошел ты.

– Пами...

– Я тебе доверяла. А ты меня предал... ты предавал меня каждый день. Я думала, ты – единственный из всех людей, кто поймет меня, кто меня спасет. Но ты отверг все то, к чему я так стремилась. Ты убил единственного человека, который меня понимал. А теперь ты стараешься остановить меня, чтобы я не стала вампиром... хотя я уже вампир, я это знаю, да. Ты не Эйнджел, Тимми Валентайн; ты – бледная тень Эйнджела Тодда, жалкий прыщавый мальчик, у которого нет ни страсти, ни яиц. Ты все потерял, все-все-все.

Тимми не стал ничего говорить. Отчасти она была права. И он это знал. Но он не хотел обсуждать эту тему сейчас. Он достал свой бумажник и медленно отсчитал двадцать стофунтовых банкнот.

– Вот возьми. Тебе нужны деньги, чтобы добраться до дома.

Она на мгновение замерла, растерянно глядя на протянутые ей деньги, а потом схватила их и убежала прочь вся в слезах.

Наоборот

После завтрака Хит выслушала рассказ Тимми о том, что случилось с Паминой, которая в это время уже летела в Мюнхен.

– Я еще не заглядывал к Дамиану, – сказала он. – Я даже не знаю, как...

– Сегодня мы вылетаем в Москву, – перебила его Хит. – Мы что же... бросим его вот так?

– Не знаю, – беспомощно прошептал Тимми. Они замолчали, а потом к ним подошел Пи-Джей. На нем был его лучший костюм от Армани. Лицо гладко выбрито, волосы собраны в аккуратный хвост. Но он шел к ним задом наперед – то есть пятился. Впрочем, получалось у него вполне ловко, словно он точно знал, куда идет, словно у него на затылке были глаза.