Суета. Роман в трех частях - [2]

– Любишь значит… а точно это можно назвать любовью?

– Точно, святой, точно. Без раздумий в реку, да в огонь пущусь, лишь бы мои родные люди уцелели. Что скажете, то и сделаю.

– Ну в реку-то соваться не нужно, да и огонь толку мало принесет. Ты мне лучше вот что скажи, с чего такая уверенность, что с тобою сгниют они.

– Да просто все, как овес собрать – нищий я, на этом и конец. Нищему-то в нашем мире тяжело, а я нищий не простой, без дому, без крыши, о еде даже говорить страшно. Я-то готов к такому, а вот им во век не пожелаю испытать сей тяжбы.

– А чего ты, дурной, семьей обзавелся, раз в бедняках ходишь?

– Так как же – любовъ ведь. От нее убежать труднее всего. Даже беднота не такая сильная, как эти прекрасные чувства. Тут голова холодная вряд ли поможет. Да и в прошлом все было по-людски. Работу имел, крышу имел, еды каждый вечер полон стол – по ресторанам не ходи. А как банк-то прикрыли на углу моей улицы, так жизнь пошла под откос. Из дома за неуплату выселили, на другую работу принимать перестали – говорят кризис какой-то. Может оно и верно конечно, что все так. Но поймите, святой вы наш спаситель, не по моей воле все это происходит, заложник я. Заложник всех этих отвратных обстоятельств. Я поэтому к вам и пришел, что ситуация тут безвыходная и простому человеку решать такое, все равно что могилу себе вскапывать на замерзшей земле.

– Трудный ты человек, Ипостасей, трудный. То без любви не может он видите ли, то теперь без жилья. А ты в курсе, что люд устроен иначе. Тебе мысли истинные не просто так даны, чтобы ты ими ходил пестрил по дворам, да девок смущал, а даны, для того, чтобы думать и думать не только о себе. Знал об этом?

– По крайней мере, догадывался, – растерянно ответил Ипостасей.

– Догадывался он, полвека почти прожил, все догадывается. Ох нравитесь вы мне люди своей добротой, да простодушием. Сделали дело, а о будущем даже думы нет – пройдет как-нибудь стороной, да и Бог с ним, – ангел медленно отвел взгляд на темное окно и тяжело вздохнул. – Не этим вы заниматься должны…

– Может и глуп я, вы, права, не обижайтесь на меня, и ни в коем случаи не злитесь. Я ж пришел помощи попросить, а не крови подпить. Уж если откажите – ничего страшного, обойдусь. Расстроюсь конечно, по-человечески, но пойму и на публику ничего не вынесу…

– Это ты мне одолжение, делать будешь, – почувствовав всю наглость, исходящую от гостя, ангел раскатился в громком смехе. – Жил значит своей головою, наворотил делов, а теперь еще и условия ставит. Ишь какой!

– Что же вы так со мною плохо то. Я же просто прошу о помощи… Да, ошибся в жизни, ошибся не раз и что же теперь, смеяться? Может вы и не знаете, но таким как я судьба сама ошибаться разрешает.

– Да не над проблемами я смеюсь, а над глупостью твоей бесконечной. Мне-то думаешь легко такое слушать от человека? Или может ты считаешь я удовольствие получаю бескрайнее от твоих глаголов? Уж кто кого больше не знает… – ангел привстал со своего трона и спустился к человеку, он медленно обошел его, рассматривая причудливые шрамы в виде раскалённых камней на спине, что виднелись сквозь промокшую сорочку. – Да, задал ты мне задачку не простую… – небесный служащий подошел к темному окну будто пытался разглядеть что-то, – Я все вот думаю, ведь если пожалею тебя – к жизни верну, ты же не угомонишься. Запутаешься вновь, спотыкнёшься о трудности, а виноватым сделаешь всевышнего – опять просить придешь. С такими делами и пропишешься у меня тут.

– Что вы, нет… Нет, и еще раз нет! Я ж не такой, другой совсем и по-другому воспитан. Слов больше не молвлю в ваш адрес, если благословите на судьбу другую.

– То-то и оно, Ипостасей, молвишь, еще как. Я это наблюдаю веками, и знаешь – ничего не меняется. Уже людям-то не верю, понимаешь? Вот ты стоишь, весь такой бледный, гляди сейчас на тот свет отправишься, слова вроде повинные говоришь, а на деле – все пустое и все в пустоту.

– Ну что мне сделать? Поклясться? Так я клянусь, клянусь всем, что есть у меня. Клянусь жизнью, что слова вопреки не молвлю о жизни поганой, коли сам в дебри зайду, значит так оно и суждено.

– Жизнью значит клянешься? Маловата твоя жизнь к таким словам. Уж раз начал по серьезному, то клянись сразу всеми душами.

– Чья ж душа кроме моей нужна еще вам?

– Да ты-то куда лезешь – твоя душонка никому не нужна, а вот семья, в лице невестки и сына, вот это приемлемый груз, дабы предать нашей договорённости некий баланс. Ну чего же ты встал, как вкопанный – клянись, раз готов слово держать.

– Это что же получается, я из-за блага другой жизнью отвечать должен… Неправильно все это, поймите, не могу я так. Да и по-другому тоже не могу… Что же делать, что же мне придумать.

– Ты, человек, уже все придумал – проблемы и несчастья твой, так сказать конек. Смотри, пока я добрый, соглашайся.

Ангел подвел человека к окну, где царила тьма. И только через несколько мгновений, сквозь старое стекло показалось два силуэта, прикованные к большому дереву. Это была невестка и сын Ипостасея. Невестка потеряла свое имя на войне, а сына звали Андрей. Ангел махнул рукой, дав команду двум чертам издеваться над невесткой. Андрея наоборот, стали избавлять от цепей. Самый маленький черт подошел, срубив оковы, взял его за руку и начал тащить в болото, которое вырисовывалось тотчас возле большого дерева. Ангел посмотрел на человека: