Судмедэкспертиза - [23]
Было у трактата и гуманистическое значение. Шолиак был убежденным сторонником обезболивания при операциях и активно его пропагандировал, напоминая коллегам, что долг врача заключается в избавлении пациентов от страданий, а не в производстве той или иной операции.
Казалось – ну о чем тут говорить? Ведь и так все ясно! Но это ясно сейчас, а тогда, в Средние века, основными человеческими добродетелями считались смирение и терпение. Многие хирурги расценивали обезболивание как греховное занятие, попытку вмешательства в Высший промысел. Пациенты, представьте, тоже могли выказывать недовольство, лишившись повода пострадать. Шолиак использовал для обезболивания губки, пропитанные одурманивающими веществами. Во время операции губку нужно было держать возле носа пациента. Способ, конечно, не ахти какой действенный, но давайте не будем забывать о том, что в то время не было ни респираторов и ингаляторов, ни систем для внутривенного введения препаратов, ни тем более аппаратов для дачи наркоза.
Кстати говоря, название «Большая хирургия» носил не только трактат Шолиака. В Средние века было написано несколько «Больших хирургий». Это название свидетельствовало о том, что в трактате освещены все вопросы хирургической науки, а не какой-то один раздел.
Хотелось бы написать, что «Большая хирургия» Ги де Шолиака совершила переворот в европейской медицинской науке, вызвала научную революцию, вынудила врачей пересмотреть взгляды и т. п. Да, очень хотелось бы, но нельзя, потому что на протяжении двух столетий после создания «Большой хирургии» ничего революционного в медицине не происходило. А можно сказать, что и ничего существенного тоже не происходило, вплоть до XVI века продолжалось топтание на месте.
Революцию в медицине совершили три человека – Андреас Везалий, Парацельс и Амбруаз Паре. Но месье Паре, как один из отцов-основоположников судебной медицины (другим считается уже знакомый вам Сун Цы), заслуживает отдельной главы, да и с трудами его нужно будет ознакомиться основательно, поскольку именно с них началась Настоящая Европейская Судебная Медицина. Так что пока у нас на очереди Везалий с Парацельсом.
Андреас Везалий родился в 1514 году в Брюсселе. Выбор профессии был предопределен – ну кем еще может стать сын придворного аптекаря, внук и правнук известных врачей, как не врачом? Везалий изучал медицину в Левенском университете, ректором которого был его прапрадед, продолжил обучение в университетах Парижа и Монпелье, а степень доктора медицины получил в Падуанском университете. Бо́льшую часть жизни Везалий преподавал в разных университетах – в Болонье, Падуе и Пизе.
Любимым разделом Везалия была анатомия, а любимым занятием – установление истины. Везалий проверял древних авторов, выяснял, насколько соответствуют действительности их утверждения. Поразительно, что никто до него не догадался сделать подобное. Дело-то несложное – бери какой-нибудь трактат, хотя бы «О строении человеческого тела», и сравнивай то, что там написано с данными, полученными при изучении трупов (к тому времени по всей Европе разрешалось вскрывать трупы в научных целях).
Средневековые врачи были невероятно доверчивыми или, скорее, невероятно ленивыми людьми. Ладно бы вскрытия трупов, они даже зубы у мужчин и женщин пересчитать ленились, слепо верили Аристотелю, который утверждал, что у женщин на четыре зуба меньше, чем у мужчин, то есть не 32, а 28. Хотите знать, каким путем Аристотель пришел к этому знанию? Однажды он пересчитал зубы у лошадей и выяснил, что у жеребцов 40 зубов, а у кобыл – только 36. Такова особенность лошадей – клыки, которых всего четыре, вырастают только у жеребцов. Закончив с лошадиными зубами, Аристотель пересчитал свои собственные и насчитал 32. Вывод напрашивался сам собой – у женщин их должно быть на четыре зуба меньше, то есть – 28. Проще и умнее было бы просто пересчитать зубы у какой-нибудь взрослой женщины, но известно же, что великие ученые простых решений не признают, им подавай только сложные. Самое интересное во всей этой истории не то, что делал Аристотель, а то, что на протяжении 2000 лет никто не удосужился перепроверить это утверждение. Только Везалий установил, что у мужчин и женщин зубов поровну.
И таких уточнений Везалий сделал более двухсот! Можно сказать, что он переписал заново всю анатомию. Поправки были не голословными, а подтверждались рисунками и пояснениями. Все они вошли в семитомный трактат «О строении человеческого тела», который был напечатан в Базеле в 1543 году и вызвал очень большой резонанс, только не такой, на какой рассчитывал автор. Вместо лавров, которых однозначно заслуживала проделанная титаническая работа, Везалий получил, как это принято говорить нынче, волну негатива. Коллеги обвинили дерзкого выскочку, осмелившегося исправлять Гиппократа с Галеном, в кощунстве и клевете. Клеветой считалась сама мысль о том, что древние авторитеты могли в чем-то ошибаться.
Некий Яков Сильвиус, у которого Везалий когда-то учился в Парижском университете, опубликовал большой памфлет под названием: «Опровержение клеветы некоего безумца на анатомические работы Гиппократа и Галена, составленные Яковом Сильвиусом, королев-ским толкователем по медицинским вопросам в Париже». Инструментом для «опровержений» служили труды Гиппократа и Галена – не смешно ли? А смысл памфлета можно выразить фразой: «Раз так написано, значит так оно и есть, и нечего умничать!» Везалий пробовал было приглашать критиков к секционному столу, чтобы продемонстрировать правоту своих утверждений на трупах, но те предпочитали цитировать Галена с Гиппократом. Уже по одной этой истории можно судить о том, в каком догматическом тупике находилась европейская медицина в XVI веке. Врачебное сообщество превратилось в секту, члены которой бездумно зубрили канонические трактаты, начисто оторвавшись от реальной жизни.
