Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - [174]

Неверно не только то, что я являюсь организатором, но неверно и то, что я являюсь соучастником убийства Кирова. Я совершил тягчайшее служебное преступление — это да. Я отвечаю за него в равной мере, но я — не соучастник.

Мои возражения по этим моментам не являются попыткой ослабить значение моих преступлений. Моя защита и не имела бы здесь никакого практического значения.

Я знаю свой приговор, я его жду целый год. В последние часы или дни своей жизни я не хочу лицемерить и заявлять, что я хочу смерти. Неверно это. Я совершил тягчайшие преступления. Я это сознаю. Тяжко жить после таких преступлений, тяжко сидеть десятки лет в тюрьме. Но страшно умереть с таким клеймом. Хочется, хотя бы из-за решотки тюрьмы, видеть, как будет дальше расцветать страна, которой я изменил. Я бы не смел просить о пощаде, если бы не знал, что данный процесс является апофеозом разгрома контрреволюции, что страна уничтожила все очаги контрреволюции. Советская страна выиграла, разбила контрреволюцию на-голову. То, что я и мои сопроцессники сидим здесь на скамье подсудимых и держим ответ, является триумфом, победой советского народа над контрреволюцией. Я обращаюсь к суду — если можете, простите.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО КРЮЧКОВА

Граждане судьи! Нет таких человеческих слов, которые я мог бы сказать в оправдание моего предательского преступления. Велико мое преступление перед советским народом, перед молодой советской культурой.

«Право-троцкистский блок» боялся авторитета Горького и, твердо зная, что он будет бороться до конца дней своих против заговорщических планов и их преступных замыслов, решил убить Горького. Ягода, не останавливаясь перед угрозами, сделал меня непосредственным исполнителем этого злодеяния. Я прошу суд верить мне, что не только мои личные мотивы, которые переплелись с политической подкладкой этого ужасного дела, были решающими в этом преступлении. Я искренне раскаиваюсь. Я переживаю чувство горячего стыда, особенно здесь на суде, когда я узнал и понял всю контрреволюционную гнусность преступлений право-троцкистской банды, в которой я был наемным убийцей. Я прошу вас, граждане судьи, о смягчении приговора.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО ПЛЕТНЕВА

Граждане судьи! Все слова уже сказаны и я буду краток. Я стою перед вами как человек, раскаявшийся в своей преступной деятельности. Я старый научный работник. Всю жизнь до последнего времени я работал. Лучшие мои работы относятся к периоду советской медицины и они, появляясь в западноевропейской литературе, служили доказательством того, что прежним научным работникам, несмотря на их нередко антисоветские настроения, была дана возможность выявить свои творческие способности.

Я прошу учесть, что если бы не встреча с одним из лиц, здесь сидящих, которое угрожало мне, этот шантаж смертью, о котором говорил недавно защитник, то не могли бы иметь место все последующие деяния.

Если суд найдет возможность сохранить мне мою жизнь, я полностью и целиком ее отдам моей советской родине, единственной в мире стране, где труду во всех его отраслях обеспечено такое почетное и славное место, как нигде и никогда не было.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО КАЗАКОВА

Граждане судьи! Я стою перед вами, как тягчайший преступник, как убийца председателя ОГПУ Вячеслава Рудольфовича Менжинского.

В настоящее время я содрогаюсь, представляя себе всю тяжесть совершенного мною преступления, тем более, что Менжинский относился ко мне, как к врачу, с полным доверием.

Теперь, когда я стою перед вами, граждане судьи, как убийца Менжинского, я не могу без чувства содрогания и ужаса думать о том, в какое гнусное преступление я был вовлечен. Я ни на одну минуту не снимаю с себя вины за это, наоборот, я хочу до конца раскаяться в данном преступлении и освободить себя от этого кошмара. Но я не имею сил удержаться от чувства ненависти, омерзения, которое я испытываю к Ягоде.

Я прошу суд поверить в глубину и искренность моего раскаяния. Никогда я не предполагал, что стану преступником.

Я заслуживаю самой суровой кары и, если суд так решит, я приму это решение как должное. Если же мне будет предоставлена возможность работать, то я во всей своей дальнейшей жизни сделаю все, чтобы смыть с себя весь позор, который лежит на мне, и загладить свое преступление честным и упорным трудом, отдав все свои силы, все свои знания великой нашей родине.

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО МАКСИМОВА-ДИКОВСКОГО

Граждане судьи! Когда я давал свои показания на суде, я руководствовался только одним соображением: покаяться, рассказать все и понести заслуженное наказание.

Преступление, которое я совершил, было для меня той гранью, за пределы которой я не выходил. Я с 1935 года порвал свои организационные связи с заговорщиками и на протяжении последних лет ничего общего с ними не имел, что полностью подтверждается материалами следствия.

Однако, так как у меня нехватило мужества разоблачить их преступления, разоблачить самого себя, я тем самым скрывал эти преступления, и, следовательно, объективно продолжал оставаться на вражеских позициях.

Я хочу сказать, что процесс доказал мне со всей наглядностью, что Гитлер, Троцкий и Бухарин стоят в одном ряду по своей озверелой борьбе против нашей страны. Я прошу поверить мне в том, что я не являюсь неисправимым человеком, и если мне будет предоставлена возможность работать, то на любом участке, на любой работе я сумею доказать, что буду не в последних рядах.