Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья - [5]

Часто агенты заглушают свой страх алкоголем и много пьют. Нельзя, конечно, сказать, что все такие. Однако необходимость снять напряжение бывает иногда непреодолимой. Одних угнетает чувство глубокой вины, у других сложные отношения с женщинами, третьи погрязли в азартных играх. Чтобы агенту как-то расслабиться, ему необходимо иметь какое-нибудь хобби. Мы, русские, особенно любим работу на земле, и многие из наших сотрудников становились страстными садоводами. Они любовно ухаживают за растениями на маленьких участках вокруг дач. Или же проводят свободные часы, ремонтируя и украшая свои квартиры, часто без особой нужды. Чего мы все ищем — это возможности освободиться, отдохнуть от нервной изматывающей работы. Когда человек расслабляется, рассудок его становится спокойней, мысль — яснее. Я лично с удовольствием выращиваю овощи в загородном саду. Особенно люблю пекинский салат, капусту брокколи и всякую другую экзотику помимо традиционных русских культур.

То, о чем я пишу, может показаться совсем необычным по сравнению с тем, что приходится читать в многочисленных шпионских романах. Как правило, их герои не испытывают особых психологических проблем. Тем не менее такие проблемы есть. Но об этом я расскажу чуть позднее.

Глава вторая Как я пришел в КГБ

Я вовсе не стремился стать разведчиком. Мои родители не имели совершенно никакого отношения к секретной службе. Это были абсолютно аполитичные люди. Родился я в Суздале, старинном и глубоко консервативном русском городе, расположенном вдалеке от железной дороги, отрезанном тем самым от остального мира. Хотя между Москвой и Суздалем всего 200 километров, фунтовые дороги, ведущие в город, оставались в ужасном состоянии, на том же уровне, как и в старину, когда по ним гнали пешком заключенных в Сибирь. В 1922 году, когда я появился на свет, суздальчане все еще жили жизнью прошлого века. Большинство домов — деревянные, единственное средство передвижения по городу — лошадь, запряженная в телегу. А в целом это довольно тихий и красивый городок, воплощение древней Руси.

В то время в Суздале было еще много действующих церквей, а также два больших монастыря, куда ежегодно стекалось множество паломников. В моей памяти сохранились толпы старушек, бредущих по воскресеньям в церковь.

Соседние улицы оглашались церковным пением стареньких женщин и басовитых дьячков. Меня не воспитывали в религиозном духе, и все же я рос в атмосфере православия и преданности вере.

В России произошла революция, велась антирелигиозная кампания, но приверженность к церкви нашего маленького городка с населением в одиннадцать тысяч человек осталась непоколебимой. Сергиев Посад и Суздаль были ближайшими к Москве городами, куда еще шли паломники для поклонения святым местам.

Социальное происхождение моих предков весьма неоднородно. Дед по материнской линии, богатый купец, женился на женщине из бедной семьи. Совсем молодым он умер от туберкулеза. Его вдова и моя мать оказались в нужде, но благодаря заботам городских благотворителей мать смогла все же получить среднее образование. По окончании гимназии в 1917 году она бегло говорила по-английски и по-немецки. Но на этом ее образование закончилось.

Мой отец — кадровый военный, и с ним мы кочевали из города в город. Пока я учился в десятилетке, мы побывали не менее, чем в десяти городах. Кочевой образ жизни русских военных, то и дело менявших место жительства, глубоко отразился на моей жизни. При всех трудностях, связанных с пребыванием в неблагоустроенных общежитиях, он нес в себе и много положительного, в частности развил во мне способность легко устанавливать контакт с другими людьми, уверенно сближаясь с окружающими в самых разных ситуациях.

Я неплохо учился, разве что немецкий язык оставался проблемой на протяжении всей моей школьной жизни. Сейчас я ни слова не знаю по-немецки. А виновата в этом отчасти была моя мать, которая делала за меня домашние задания, в то время, как я играл с ребятами на улице. А вот английскому она учила меня сама, и здесь я добился больших успехов.

Среднюю школу я окончил в Липецке, небольшом русском городке, где находилось учебное заведение, готовившее пилотов. Согласно межправительственному договору между Россией и Германией немцы, не имевшие права по Версальскому договору обучать летчиков на своей территории, приезжали учиться в эту летную школу. Герман Геринг, например, овладевал летным искусством именно здесь. Позднее, когда нацисты оккупировали этот район, Липецк по прямому приказу Геринга, в отличие от других городов, не был разрушен. Даже главари нацистов бывали сентиментальными.

В Липецке в 1938 году я вступил в комсомол. Интересно, что отец мой всячески этому противился. При существующем тогда положении он считал, что лучше оставаться в стороне от этой организации, по крайней мере на время. Советский Союз переживал тогда беспрецедентный сталинский террор. Проводил его Николай Иванович Ежов, возглавлявший НКВД с 1936 по 1938 год, и слово «ежовщина» стояло у всех на устах. Старая гвардия большевиков была почти полностью ликвидирована, пострадал каждый десятый член Центрального комитета партии. Чистка шла и в провинции, где уничтожали не только партийных работников, но и комсомольцев. Главным объектом чистки стала армия. Герой гражданской войны маршал Михаил Тухачевский был расстрелян. Вместе с ним погибли семеро других высших военачальников. В 1938 году дошла очередь и до армейских офицеров.