Судьбы наших детей - [171]

…Как только забрезжил рассвет, майор выглянул в окно. Он увидел серебристую спираль колючей проволоки, которая, как стерегущий змей, обвилась вокруг флагштока, и гордо реявший флаг-противник, которого ни убить, ни сослать, ни бросить в тюрьму, ни заставить замолчать. Скоро, конечно, флаг будет спущен. Прибить его к флагштоку мальчишка не смог — на это у него не было времени, а главное, нельзя было шуметь. Да, скоро флаг спустят! Вся беда в том, что он обязательно взовьется опять где-нибудь в другом месте. Так бывало всегда.

Вот уж год майор обыскивал домики в городишках Кипра — в погоне за динамитом и оружием, за нелегальной литературой, за людьми в бегах, — и с каждым разом это становилось для него, все неприятнее и унизительнее. Теперь ему предстояла охота за девочкой с запятнанным пурпурной краской лицом, которой удалось одурачить оторванного от семьи мальчишку-солдата. Майору не терпелось покончить с этой историей.

…Занятия в средней школе начались, как всегда, в восемь. В половине девятого майор явился туда в сопровождении сержанта и двух солдат. Из щепетильности он прошел к директору.

— Едва ли мне нужно объяснять вам причину моего появления, — сказал он. — Вы, несомненно, уже видели флаг над ратушей. На этот раз мы хотим наказать виновных в назидание остальным. Если вы допускаете детей на передовые позиции, то должны понимать, что сами подводите их под наказание. Что же касается нас, мы, безусловно, предпочли бы иметь дело с вами.

— Да. Это было бы, безусловно, лучше, — согласился директор. Очки на его классическом, орлином носу сидели косо. — Вы делаете то, что считаете своим долгом. Но ведь то же можно сказать и о детях. Вы желаете начать с малышей? Думаю, что пойманный противник не сделает вам большой чести…

Майору хотелось ответить поядовитее, но в сложившихся обстоятельствах подыскать иронический ответ было трудно.

— Я ищу девочку лет пятнадцати. Возможно, вы этого не знаете, но с некоторых пор мы стали применять специальные ружья, заряженные здешней растительной краской. Лицо и руки девочки должны быть в пурпурных пятнах. Я могу обещать вам, что коллективного наказания не последует.

— Пурпур! Благородный цвет — цвет свободы и траура, — сказал директор задумчиво. — Прекрасный выбор.

— В этом деле замешан еще и мальчик. Его труднее будет опознать. Но думаю, это не так важно. Как только мы возьмем девочку, он, по всей вероятности, объявится сам.

— Оказывается, вы успели изучить некоторые особенности нашего национального характера, — сказал директор любезно. — Хорошо. Значит, вы хотите посмотреть наши старшие классы? Я собрал их для вас в зале. Прошу!

Майор прошел через натертый вестибюль. Сержант и солдаты, чеканя шаг, последовали за ним. Директор широко распахнул дверь зала и отступил, пропуская вперед посетителей.

Майор переступил порог. Пятьдесят три юные головы, как одна повернулись к нему. Пятьдесят три пары темных больших византийских глаз ощетинились ему навстречу, как штыки, и он, чуть пошатнувшись, замер на месте, как будто налетел украшенной знаками отличия грудью на стальной частокол.

Он пришел сюда в поисках жалкой меченой одиночки, а перед ним стояло пиррово войско, которое умирает, но не сдается. Пятьдесят три тонких оливковых лица — все до одного! — были запятнаны от лба до подбородка роскошным пурпуром — цветом свободы и траура.

Перевод М.Мироновой

** Ирвин Шоу Судьбы наших детей

Нелсон Уивер сидел за столом и писал: «Заработная плата… Бриджпортский завод… 1 435 639,77 доллара». Затем он положил твердый, остро отточенный карандаш рядом с девятью другими твердыми, остро отточенными карандашами, которые в строгом порядке лежали возле серебряной рамки с фотографией его покойной жены.

Он взглянул на часы в кожаном футляре. Десять тридцать пять. Роберт придет через десять минут. Нелсон Уивер снова взял карандаш и посмотрел на длинные листки бумаги, плотно заполненные цифрами. «Амортизационные отчисления… 3 100 456,25 доллара», — написал он.

Налоговая декларация компании «Маршалл и К°. Затворы и турбины» была почти готова. Он просидел за этим столом тридцать пять дней, работая тщательно, не спеша, точно Сезанн, который клал за день на холст всего шесть мазков. Он исписывал лист за листом до тех пор, пока изощренная гигантская бухгалтерия компании «Маршалл и К°», охватившей паутиной своих махинаций банки, страны, штат Делавэр и китайский город Чунцин, где она продавала Чан Кайши электрооборудование, пока вся эта внушительная хроника затраченных и вырученных средств, предложенных и отвергнутых кредитов, больших и малых доходов и убытков не была разложена по полочкам и представлена в удобном для восприятия виде на пяти листках небольшого формата. Нелсон опять бросил взгляд на часы. Десять сорок. Поезд отходит в одиннадцать с четвертью. Времени у Роберта в обрез.

Нелсон посмотрел на выведенную сумму — 3 100 456,25 доллара. Он в тысячный раз восхитился изысканной, с наклоном, каллиграфической двойкой, которую научился вырисовывать еще в начале своей карьеры. Почему-то именно эта двойка была для него символом профессии, свидетельством его способностей, эмблемой удивительного мира чисел, где он чувствовал себя как рыба в воде, превращая людской пот и грохот механизмов, жару и дым, удачу и крах в ясные, четкие и непреложные таблицы.