Судьба штрафника. «Война всё спишет»? - [27]

Без задержек и остановок мы проехали через Москву и по Волоколамскому шоссе помчались «вперед, на Запад», как тогда модно было говорить. За нами, извиваясь, бежали по асфальту белые змейки и, точно осознав, что им не угнаться, приостанавливали бег. От усталости, бессонницы и холода мы валились с сидений и теряли ощущение новизны впечатлений. Чувства притупились, сознание окутывало дремотное безразличие.

Но вот колонна остановилась для заправки. Мы выскочили из кузовов, начали прыгать и толкаться, чтобы согреться, — отлучаться от «студебеккеров» было нельзя. Но так соблазнительно за забором стоял домик с еще спящими хозяевами! Мы забарабанили в дверь, а когда из нее высунулась седая борода в старой армейской шапке, напористо ввалились в теплую темноту. Слышны были женские и детские голоса. Кто-то из наших сказал, что мы на минутку и беспокоиться не надо. Старик зажег керосиновую лампу, и она слабо осветила тесное жилье, кровати со спящими, стол, лавки. Тепло стало расслаблять тело и размывать сознание, желудок потребовал еды. Но хлеб замерз, отрезать кусок было невозможно. Я кое-как обгрызал углы буханки, другие хрустели сухарями.

На улице уже кричали на разные голоса: «По машинам!» Мы еще не отогрелись, а нам снова предстояла дорога на морозе… Вновь голову сверлил гул мотора, мимо проплывали сожженные и разрушенные здания. Кругом — безжизненные руины, присыпанные снегом. Местное население в большинстве своем было угнано немцами на строительство оборонительных сооружений, а наиболее сильные и здоровые — в Германию, как бесплатная рабочая сила для ферм, фабрик, заводов рейха…

На одной из остановок меня окликнул начальник оперативного отдела капитан Красильников, вручил пакет, я расписался за него, и он приказал:

— Попутными машинами поезжайте в город Калинин и найдите на площади при въезде сборный пункт донесений Юго-Западного фронта, отдайте пакет дежурному офицеру, он распишется в получении. Там же ожидайте прибытия нашей колонны.

Когда я ехал на открытом «студебеккере», набитом красноармейцами, стояла низкая облачность, сверху сыпалась изморось, видимость была ограниченной. Это было нам на руку — вражеская авиация бездействовала.

По пути мы обогнали мощный тягач с тяжелым орудием. Только мы обошли его, как из низкой тучи вынырнул «мессер» и с ходу ударил из своей пушки. Мы втянули головы и прижались к кузову машины, но в нас не попали, и водитель нажал на газ, набирая максимальную скорость.

Въехали в Калинин. Он не был столь сильно разрушен, как оставшийся позади Волоколамск, но целых зданий было мало. Я отыскал сборный пункт донесений, сдал пакет, вышел на площадь. Через нее двигалась сплошная лента войск, артиллерия, обозы. Я вглядывался в машины, боясь пропустить свою колонну, — отставшие считались дезертирами, и поступали с ними сурово.

Но вот у обочин военные и гражданские вытянули шеи и подались к колонне, напряженно всматриваясь во что-то. Невольно и я стал смотреть туда же. В череде автомашин двигался знакомый тягач с пушкой, тот самый, что мы обогнали, когда нас обстрелял «мессершмитт». В кабине сидел водитель, а рядом с ним в разбитое ветровое стекло был виден второй человек, видимо, офицер, в белом полушубке. Он держал на руках… свою голову в меховой армейской шапке. Там, где должна быть шея — красное кровяное месиво на белом барашковом воротнике. Стекло и часть стенки кабины позади него были вырваны.

За машиной двигалась толпа, привлеченная этим ужасным зрелищем. Очевидно, «мессер» ударил из пушки не по нашей машине, а по тягачу, снаряд или несколько угодили в лобовое стекло, не затронув водителя, а рядом сидящему попали в шею. Убитый, видимо, сжал в судороге держащиеся за поручень руки, которые так и застыли, а оторванная голова упала на руки. Водитель в полубессознательном шоковом состоянии продолжал автоматически управлять машиной. Страшная картина проплыла дальше. Вспомнилась книга Майн Рида «Всадник без головы»… Не помню, как я опять оказался в своей машине и отдал расписку в получении пакета.

Мы прибыли в хорошо сохранившийся город Осташков на озере Селигер. Здесь было полно войск, размещались госпитали, тылы фронта. Наш взвод охраны и хозвзвод втиснулись в одно подворье. Весь город, за исключением отдельных зданий, был деревянный, двухэтажный. На первом этаже домов — хозяйственные помещения, на втором — жилые. Видимо, здесь был весьма влажный климат, и сырость не позволяла жить в нижнем этаже. На второй этаж в домах вела наружная лестница, обшитая тесом для защиты от снега.

Комвзвода повел нас в баню, а когда мы помылись, поели в столовой, превращенной в пункт питания движущихся на фронт войск, и вернулись в «свой» дом, то обнаружили, что все ботинки и сапоги исчезли (в баню мы ходили в валенках). Хозяева сказали, что заходили солдаты, но какие? Хозяева решили, что это были мы.

Ночевать в Осташкове нам не пришлось — штаб 8-й гвардейской воздушно-десантной дивизии выдвинулся к фронту раньше своих частей. Дивизия из Осташкова двигалась своим ходом — автополк РГК уехал. Я вместе со взводом охраны на «студебеккере» ехал следом за двумя «эмками», в которых двигался командир дивизии со своими помощниками и начальник штаба Чернявский с начальниками оперативного отдела и разведки. Войска шли пешим ходом, артиллерийские дивизионы — на конной тяге и автотягачах, обеспечение — на санях и машинах.