Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию - [32]

При этом отказ от ответственности за свою историческую судьбу осуществили вовсе не те, кто заплатил жизнями и напряжением всех сил за безусловную социально-психологическую реальность общего счастья, созданную в стране к концу 50-х – началу 60-х. Они к моменту «перестройки» действительно состарились. А вот поколения, родившиеся или выросшие в самой этой обстановке счастья, стали считать созданные социокультурные богатства сначала нормой, отправной точкой для начала еще более сытой и еще более счастливой жизни, а потом – чем-то недостойным, чего бедный должен стыдиться перед лицом богатых родственников или соседей.

Современная демократия по своему политическому содержанию – это блажь сытых, коллективный эгоизм и стремление потреблять все больше и больше, не задумываясь об источниках богатства. Сказка Пушкина о золотой рыбке в этом отношении представляется архетипической.

Прежде чем мы начали выбирать из ограниченного круга неизвестно откуда взявшихся людей тех, кто будет грабить нас уже в прямом, а не в переносном смысле (как это якобы делали – в представлениях либеральной пропаганды – управляющие общенародной социалистической собственностью), мы тоже ходили на выборы. Эти выборы были объявлены впоследствии лицемерием и абсурдом, поскольку участвовал в них только один кандидат.

Теперь-то мы знаем, что и семь кандидатов могут быть равно непригодными. Ведь это не выборы из многих тысяч потенциально пригодных руководителей, а только среди тех, кто дорвался до статуса кандидата (если не принимать во внимание «подставных»). И только самим кандидатам выборы дают реальные правовые возможности – бороться друг с другом. Но не нам.

Чем же плох тогда один кандидат? И чем это так уж отличается от ситуации, когда их несколько? Особенно учитывая, что предлагаемая единственная кандидатура никогда не была случайной и соответствовала весьма развернутому и требовательному набору норм. Такое голосование само по себе вполне осмысленно и культурно, представляет собой вотум доверия, известный еще Древнему Риму. Глядя на римлян – самый развитый пример и культурный образец демократии – и продолжая принятую нами у либеральной пропаганды линию обвинений в абсурде, почему бы не пойти дальше: если один кандидат это абсурд, то же касается и первых руководителей. У римлян было два консула, один назначался только как диктатор. Так что тот факт, что в США или Франции один президент, – либо абсурд, либо режим диктатуры («выборной монархии», как говорят сами французы).

Выборы в советские органы власти стыковались с выборной системой внутри партии, т. е. системой власти в собственном смысле. Партийного руководителя выдвигали сверху, но утверждали снизу, он не мог не быть лидером своей партячейки. Поэтому реальная «расфокусировка» нашей власти, утрата ею позиций действительной социальной ответственности, а как следствие – властной компетентности, произошли вовсе не из-за несоответствия выборных процедур «формулам демократии». Выбор таких «формул» в культуре весьма разнообразен, а система советского партийного народовластия работала эффективно более шести десятков лет, разрешала кризисы нашего выживания, считавшиеся многими западными наблюдателями непосильными. Направив критику нашей власти по формальному пути, подсказанному западной пропагандой, мы, в принципе, лишили себя возможности определить действительные проблемы институтов нашей власти, не смогли обеспечить ее воспроизводство. Так что свергать никого не пришлось, верхушка и первое лицо сами совершили предательство, когда институты народовластия уже не работали.

Наша партийная и советская демократия как система выборов и продвижения кадров власти была классической (по культуре) демократией, понимаемой как действительная власть меньшинства над большинством. Эта характеристика неизбежна для любой формы власти, если власть понимается по существу, принимается как первая и основная реальность социума.

Сущность античной демократии

В истории Западной Европы демократия в полном смысле слова как основная форма организации власти и государства существовала по большому счету только однажды – в дохристианский период европейской цивилизации, в древнегреческом городе и после в Римской республике. Эта демократия – не что иное, как форма и способ организации социальной солидарности (сплоченности) меньшинства граждан (свободных людей) против большинства неграждан, т. е. несвободных, зависимых людей, прежде всего, рабов. В этом дохристианском государстве понятие свободы было предельно конкретно: противоположность рабству не как злу, а как нормальному и необходимому состоянию части и, возможно, большинства людей в государстве.

Если количество свободных уменьшается, то в пределе остается один свободный – тиран. Так что тирания – предельная форма демократии. Для несвободных неважно, кто их тиран, – один человек или группа. Если же число свободных растет, то все кончается хаосом и властью худших, т. е. «всех». Античная греко-римская демократия – базовая для европейской цивилизации – очень зависима от балансов и пропорций, а потому, как правило, является переходным, а не стабильным состоянием государства, что не раз показывала история европейской цивилизации.