Судьба адмирала Колчака. 1917-1920 - [10]

Однако подобное представление о Восточном фронте оказалось не более чем миражом. Мираж исчез, как только русские – вскоре после ратификации 15 марта 1918 года Брестского мира – осознали, что немцы не намереваются разрушать Советское государство. За исключением моментов паники и отчаяния, они должны были – а странам Антанты следовало – понять, что с самого начала весь план выглядел самоубийственным; сопротивление немцам могло вылиться лишь в уничтожение Красной армии (если бы вообще удалось заставить ее сражаться, что сомнительно) задолго до того, как такие недостаточные силы, какие Антанта могла выделить на интервенцию, прибыли бы на место действия.

Однако по различным причинам русских устраивало манить союзников этим мерцающим миражом. Самый очевидный из их мотивов – расчет на то, что, пока западные союзники будут надеяться на содействие Советов в войне против Германии, они не прибегнут к помощи Японии. К середине мая надежда умерла, и туманные проекты, которые Локкарт и его коллеги вынашивали, оставались очень далекими от воплощения в жизнь, а в общем-то никогда и не были к этому близки.

2. Японский паровой каток

В сравнении с другими главными воюющими сторонами Япония вела необременительную и, безусловно, прибыльную войну. Без серьезных сражений она захватила германский плацдарм в Шаньдуне на побережье Китая и маленькие немецкие острова в северной части Тихого океана. Японский военный флот нес рутинную службу в Индийском океане и на Средиземном море. Японская промышленность, которой война дала стимул к развитию, производила достаточное количество боеприпасов, вооружения и военных материалов, в большинстве своем отправлявшихся в Россию.

Географическое положение было главным, но не единственным фактором, благодаря которому Японии вынужденно досталась роль «окопавшегося в тылу». Ее военные и политические руководители весьма обоснованно испытывали лишь вежливый интерес к войне в Европе. В долгосрочной перспективе они стремились воспользоваться статусом Японии как воюющей стороны и изнуряющим воздействием войны на врагов и союзников для упрочения своего экономического и политического положения в Китае. Цель Японии была предопределена в «Двадцать одном требовании», предъявленном Китаю (еще в 1915 году. – Примеч. пер.). Этот анонс захватнической политики глубоко шокировал общественное мнение в Соединенных Штатах Америки.

Итак, существовало две основные политические преграды для японской интервенции в Германию через Россию. Одна (которую союзники Японии плохо сознавали) состояла в том, что у Японии были другие цели и такая авантюра противоречила ее главным интересам. О другой же Британия и Франция прекрасно знали: Америка столь сильно противостояла японской интервенции даже в самой ограниченной форме, что у этой идеи не было ни единого шанса найти свое место в согласованной стратегии западных союзников. Попытки Франции и еще более настойчивые усилия Британии преодолеть, разрушить или обойти эти преграды вовлекли правительства в длительную и бесплодную подковерную борьбу.

Несмотря на все усилия, так и не удалось поразить главную цель, а именно убеждения президента Вильсона. И только в конце июня, когда все последствия челябинского инцидента стали известны внешнему миру, Вильсон начал менять свое мнение и потихоньку признавать, что отправка в Сибирь экспедиционных войск Антанты (в которой Японии пришлось бы по необходимости играть ведущую роль) заслуживает серьезного и безотлагательного рассмотрения. К тому времени германское наступление на Западном фронте выдыхалось; противники менялись ролями. Пока разрабатывались планы вторжения в Сибирь, первоначальная цель устарела, а вскоре и вовсе почти забылась.

Может быть, и к лучшему. Политические преграды японской (или, главным образом, японской) экспедиции через Сибирь на борьбу с немцами с самого начала признавались труднопреодолимыми, но по меньшей мере западные союзники уделяли им внимание. Того же нельзя сказать о военных проблемах – в принципе неразрешимых. Ближайшие германские войска находились примерно в 11 300 километрах от Владивостока. Армия, перебрасываемая туда из Японии, всецело зависела бы от Транссибирской магистрали. Состояние этой железной дороги, давно уже плачевное, постоянно ухудшалось. Даже при условии хорошего отношения к японцам со стороны железнодорожных служащих и русского населения Сибири в целом (а имелись все причины предполагать обратное), через один-единственный порт совершенно невозможно было осуществить переправу в Европейскую Россию, не говоря уж о том, чтобы содержать там нечто большее, чем чисто символический военный контингент.

Японцам это было совершенно очевидно; на всех этапах они ясно давали понять, что если и отправятся в Сибирь, то ни шагу не ступят западнее озера Байкал[11]. Это прекрасно понимали и американцы, чье здравомыслие не затуманивалось отчаянием. Остается загадкой, как французское и британское правительства и их военные советники сохраняли веру в столь откровенно нереальный проект.

Подобные загадки случались на протяжении всей истории интервенции. Часто встречаются свидетельства высокопоставленных офицеров Антанты, в которых серьезно доказывается невозможность и гибельность попыток осуществления различных рискованных операций, но, по общему признанию, ни одна из них не была столь авантюрной, сколь упомянутая выше. Например, в начале января 1918 года французское правительство – в связи с неподтвержденным известием об убийстве большевиками своего консула в Иркутске – предложило немедленно организовать карательную экспедицию из Тяньцзиня, где со времен «боксерского» восстания размещались части, предоставлявшие охранников для дипломатических миссий в Пекине. Это соединение, состоявшее из французского, британского, американского, японского и китайского контингентов под командованием французского морского офицера, по замыслу французского правительства, должно было проследовать в Иркутск (расстояние приблизительно 3200 километров), отомстить за убийство консула, а заодно и предотвратить вывоз военного имущества из Владивостока по Транссибирской магистрали.