Суд Проклятых - [11]

Здесь время не имело значения, как и многое другое. Только способность воспринимать потоки Вселенной, талант видеть души и судьбы, и решимость. Желание к изменениям, если угодно. И стремление освободиться…

Впервые тут была зима. Скелеты деревьев обступали выступ на чернеющей скале, ветер бросал в лицо пригоршни колючих снежинок, горизонт закрывала собой снежная буря, переваливавшая своё распухшее тело между невидимыми облаками и укрытой белым саваном землёй.

«Необычно… — Рик стянул с головы шляпу, и, оправив перо, повесил головной убор на штырь низкой ограды. — Летом здесь намного приятнее».

За оградой, в странном ритме, подрагивали тела прикованных к каменным пьедесталам людей. Камни горели прозрачным бело-синим пламенем, не дающим тепла, но обжигающим. Всего было четыре костра, по числу сегодняшних подсудимых — троица ворвавшихся в таверну, и четвёртый, тщедушный юноша в дорогих очках.

Обнажённые тела блестели от пота, выступившего из всех пор, и покрывшего каждый дюйм кожи. Теперь можно было рассмотреть, что предводитель этой кодлы — не человек вовсе, а кто-то из Горных народов. Два его подручных «быка» — тоже не местные, хотя и люди… «Север и запад, может быть — Зелёный остров, — подумал Ричард. У него было ещё несколько мгновений, когда он ещё мог оставаться собой, — А мальчишка-арбалетчик непрост, непрост… Прицельная сетка, выгравированная на стекле очков, паровой арбалет, ртутные болты — всё это м`р кс`пенси… то есть, влетело ему в копеечку».

Накатило. Как всегда, Морган словно начинал проваливаться в себя, одновременно поднимаясь куда-то к низкому, серому сейчас небу, и звёзды танцевали вокруг него, показывая свои прошлые и будущие пути. Звёздами были люди, и их свет, или их тьма — кому как не повезло — определяли их судьбу, и тяжесть приговора.

«Не надо думать, что Судья имеет только два приговора, и одно их исполнение, — вливались извне слова в опустошаемое сознание. — И жизнь, и смерть имеют много лиц, и ещё больше — масок. Ничто не является окончательным, и никто не наказывается палачом, приводящим приговор в исполнение — жить можно по-разному, а смерть… Она освобождает, приводя к вращению старого ветхого колеса. Колеса Судеб…»

Свет, исходящий от постаментов, становился всё насыщеннее, и рвался к небесам четырьмя яркими столбами, в которых студенисто тряслись чёрные тени заключённых в пламя тел. «Далее — Тишина», — с готовностью сказал себе Ричард, готовясь подхватить падающее небо.

Но оно не упало.

Мир, растекаясь лужицей воска на горячем противне, возвращал свои привычные человеческим органам восприятия формы, цвета, объёмы и течение времени. Ускорение сбросилось, надавив на плечи Рика изменившейся на миг гравитацией, цвета потускнели, и сумерки вытеснили свет.

— Что за дьявол? — помянул нечистого Морган, покачнувшись, — Что происходит?

Джонни, до того выпавший из восприятия всех присутствовавших, достал из-под стойки огромный том, отпечатанный «ин фолио», за которым тянулась, побрякивая, серебристая цепь. Бережно разместив инкунабулу на стекле перед собой, бармен раскрыл её, слабо шелестнув сияющими листами, и окунул ладони прямо в свет, потоками лившийся с разворота книги.

Рик услышал тонкие музыкальные ноты, словно где-то на границе слуха оркестр духовых инструментов настраивался перед грандиозной увертюрой… Если бы он мог видеть себя со стороны, то заметил бы, как в тон странной мелодии, знакомой и незнакомой одновременно, его зрачки наливаются ярким серебром. Но Морган понял это только по пробегающим сверху вниз в поле зрения искоркам, и по разливающемуся по телу ощущению лёгкости и чистоты.

Глаза Джона в ответ светились тусклым золотом, мягко рассеивая сумрак. Он наклонился вперёд, всматриваясь в страницы. Свежий ветер, несущий запахи моря, соли и солнца, подхватил рассыпающиеся жёлтым песком тела вломившихся в паб громил с лондресского Дна, и их размочаленный гнилой таран, и вынес за порог. Дубовая дверь, блеснув тусклыми полосами оковки, соткалась из сумерек, и заняла своё место.

Ричард откуда-то знал, что подонки живы, и придут в себя где-нибудь вдалеке от «Кисс Т-с-с-с». Может быть, даже не с задницей на месте головы…

— Извини, Рикки, но они нарушили нейтралитет, — немного виновато улыбнулся Джон, аккуратно пряча книгу под стойку. — А исполнение приговора — слишком жестокая штука, здесь и сейчас…

— В следующий раз не буду брать работу на дом, — отшутился Рик, убирая из воздуха частицы ртути и свинца, и возвращаясь к своему стулу, перед которым на стойке уже поблёскивала стеклянная запотевшая кружка с рубиновым октябрьским элем. — И уж точно не стану притаскивать халтуру сюда.

Ты же понимаешь: искоренить то, что по твоему мнению, является злом, невозможно. Невозможно, если начинать снаружи и снизу.

Человек способен меняться только изнутри, и только по собственной воле, а убивая его, ты просто проворачиваешь Колесо на один добавочный оборот, лишая душу выбора и возможности научиться состраданию… И твой подсудимый снова и снова повторяет свой путь.

Ты хочешь спросить, какое тебе дело до его следующих оборотов? Да простое дело-то… Мы в ответе за тех, кого замочили…