Суд над победителем - [38]

Уставшие от многочасового ожидания советские солдаты и офицеры равнодушно наблюдали за происходящим сверху, принципиально ни во что не вмешиваясь. Никто из них не только не сошел на берег, но даже не вышел за пределы борта своего судна на трап. Они демонстративно давали понять — все, что делается на шведской пристани, их не касается. Но, как только очередной бедолага ступал на край железной палубы, его принимали две пары цепких рук, и он тут же исчезал из поля зрения всех, кто наблюдал за ним снизу.

Перед тем как отправить интернированного на советский транспорт, его, как и в лагере, подводили к столу, за которым сидели три человека: полицейский офицер, инспектор Международного Комитета Красного Креста и представитель министерства иностранных дел. Рядом стояло несколько полицейских с автоматами и несколько человек в штатском. У арестанта забирали регистрационную карту шведского Красного Креста, сверяли ее с большим списком в толстой тетради, после чего в карте проставляли штамп с датой убытия и возвращали ее владельцу. С этой минуты он становился военнопленным, но было непонятно, оставался ли он после этого в поле зрения МККК[15] или нет.

Некоторое время Алекс издали пристально наблюдал за всем, что происходило возле стола регистрации. Он не заметил, чтобы кто-нибудь из находившихся там проявлял к подходящим к столу немцам дополнительный интерес, сверяясь, например, с каким-нибудь списком. Это означало, что больше никого уже не отсеивали.

— Смелей, смелей, — крича в рупор, призывал шведский офицер. — Первые займут лучшие места на этом комфортабельном судне, последним достанутся койки возле отхожего ведра.

Алекс протиснулся сквозь серую массу интернированных как можно дальше от глаз оцепления к оставленному на путях железнодорожному вагону. Убедившись, что его не могут заметить с борта русского транспорта, он расшнуровал и скинул солдатские ботинки, снял парусиновые штаны, смотал с шеи платок, прикрывавший белую рубашку, и незаметно повязал галстук. Надев извлеченные из мундирной сумки туфли, он быстро сбросил штормовку и преобразился в весьма опрятного господина, неизвестно как очутившегося среди сотен однообразно серых арестантов. Пригладив волосы и протерев щеки и шею одеколоном из маленького флакончика, он одернул свою светло-кремового цвета куртку, напоминавшую тропический френч времен англо-бурской войны, отряхнул брюки и начал быстро пробираться на свободное от людей место, сжимая в руке только шведско-английский разговорник. Он шел, перешагивая через ноги и вещи сидящих, с озабоченным видом сопроводителя груза, портового служащего, санитарного инспектора, кого угодно, только не кандидата в военнопленные.

— Разрешите, джентльмены, — говорил он по-английски, когда приходилось кого-то потревожить, — прошу прощения.

Немцы подвигались, никто из них, а к этому времени здесь были перемешаны уже все четыре лагеря, его не узнал и не окликнул. Выбравшись из толпы, Алекс направился к оцеплению с явным намерением пройти сквозь него наружу.

— Эй! А ну-ка погоди! — остановил его полицейский офицер. — Куда? Вы кто такой?

Полицейский говорил по-шведски, и Алекс понял только, что его не пропускают. Он принялся что-то объяснять по-английски, но был подхвачен под руки и подведен к столу регистрации.

— Ваши документы? — по-немецки потребовал сидевший за столом полицейский чин.

— Talar du engelska?[16] — спросил Алекс.

— Что? Говорите по-немецки!

— Jag forstar dig inte.[17]

— Talar du tyska![18]

— Jag talar inte tyska. Jag talar lite svenska,[19] — коверкая слова, произнес Алекс.

— Да ты кто такой? Где твои документы? — Швед удивленно оглядывал столь непохожего на других интернированных молодого человека.

— I am a representative of «Instone Air Line Ltd.», — сказал Алекс, переходя на английский.

— Чего-чего? — Полицейский посмотрел на инспектора МККК.

— Говорит, что он представитель британской авиакомпании «Инстон Эйрлайн», — недоуменно пожал тот плечами.

Полицейский, которому кто-то из его подчиненных гарантировал, что сегодня за тройное оцепление ни в ту, ни в другую сторону не проскочит и мышь, был склонен в это верить.

— Какой, к дьяволу, представитель! Ты мне тут комедию не ломай, где твоя регистрационная карта?

— Jag forstar dig inte.[20] I once again repeat, I am a representative of «Instone Air Line Ltd.».[21]

Вторую фразу Шеллен адресовал чиновнику МККК, видя, что тот хорошо понимает по-английски.

— In such case you should have documents[22], — с акцентом, но достаточно бегло произнес крестоносец.

Алекс, словно что-то вспомнив, стал лихорадочно шарить по карманам. Сначала он извлек сохраненную им когда-то газетную вырезку с фотографией залетевшего на шведскую территорию австралийского «Ланкастера», потом карточку, выданную ему важным столичным адвокатом Олонбергом. Больше ничего интересного в его карманах не было. Свою солдатскую книжку и шведскую регистрационную карту минут десять назад он засунул в щель под железнодорожным рельсом. Окончательно перейдя на английский, Алекс стал быстро рассказывать историю про вынужденную посадку их бомбардировщика на аэродром Сатенас, совершенную в апреле этого года, буквально за несколько дней до окончания войны.