Суд фараонов - [4]

— Вор очень давний, — решил он. — Смотри. Хотел опять выстроить стену, но убежал прежде, чем смог закончить.

Он указал на несколько плоских камней, кое-как положенных обратно на свои места, но не скрепленных первобытным цементом.

— Копай, копай, — приказал Смит.

Десять минут спустя отверстие открыли полностью. Оно было небольшое, человек с трудом мог пролезть внутрь.

Солнце садилось быстро, словно катилось вниз по небу. Еще минуту назад оно светило над крутыми гребнями западных холмов позади копающих, а теперь уже готово было скрыться за вершинами. И еще через минуту скрылось. Лишь зеленая искорка с минуту горела на том месте, где только что было солнце. Потом и она погасла, на землю разом опустилась темная египетская ночь.

Феллахи о чем-то перешептывались между собой; двое под каким-то предлогом ушли, остальные сложили свой инструмент и повернулись к Смиту, вопросительно глядя на него.

— Люди говорят, что не хотят дольше здесь оставаться. Боятся привидений. В этих гробницах живут африты[3] — злые духи. Завтра, когда будет светло, придут и закончат. Глупые, известно, что же спрашивать с простых феллахов, — подчеркивая свое умственное превосходство, заключил Магомет.

— Конечно, — сказал Смит, знавший, что никакими деньгами не заставишь египтян после заката солнца раскапывать могилы. — Отпусти их. А мы с тобой останемся и будем сторожить здесь до утра.

— Не могу, господин. Мне что-то нехорошо. Должно быть, лихорадку подхватил. Пойду в лагерь — надо будет хорошенько укрыться на ночь.

— Хорошо, ступай. Но если найдется кто-нибудь из вас похрабрее, пусть принесет мне мое теплое пальто, чего-нибудь поесть и вина. И еще фонарь, который висит в моей палатке. Я буду ждать его здесь, в долине.

Магомет, хотя и неуверенным тоном, пообещал все исполнить. Он попробовал было убедить Смита, что лучше идти вместе с ними, а то, чего доброго, его обидят ночью духи, но поняв, что это ему не удастся, сам поспешил убраться подобру-поздорову.

Смит закурил трубку, уселся на песок и стал ждать. Через полчаса до него донеслось пение, и сквозь густую тьму засветились огоньки в долине.

— Это мои храбрецы, — подумал он и пошел им навстречу.

Он не ошибся. Это были его рабочие, целых двадцать человек — в меньшем количестве они не решились предстать перед духами, по их мнению, бродящими ночью в этой долине. Когда свет фонаря, который нес один из рабочих (не Магомет — тот, по его словам, так разнемогся, что не в силах был прийти), озарил белую фигуру Смита, прислонившегося к утесу, рабочий выронил фонарь, и с испуганными криками вся доблестная компания обратилась в бегство.

— Сыны трусов! — рявкнул Смит вдогонку им на чистейшем арабском языке. — Это я, ваш господин, а не африт.

Они услышали и не сразу, робея, но все же вернулись. И тут Смит заметил, что каждый из них что-нибудь нес — это для того, чтобы оправдать большое их число. У одного в руках был хлеб, у другого фонарь, у третьего коробка сардин, у четвертого машинка для вскрытия консервов, у иного спички, бутылка пива и так далее. Двое бережно несли в руках пальто Смита, причем один держал его за рукав, а другой за полу.

— Положите все это, — приказал Смит. — А теперь убирайтесь, да поживее. Если не ошибаюсь, я только что слышал беседу двух афритов о том, что они сделают с последователями Пророка, которые осмеливаются издеваться над своими богами, если встретят их в этом священном месте ночью.

Этот дружеский совет был выполнен мгновенно. Через минуту Смит остался один со звездами и готовым улечься ветром пустыни.

Собрав все, что могло пригодиться, он рассовал вещи по карманам и вернулся ко входу в могилу. Здесь при свете фонаря поужинал и улегся, надеясь уснуть. Но уснуть не мог. Каждую минуту что-то беспокоило его: то вой шакала между скал, то еще что-нибудь. Один раз песочная муха так больно укусила его в ногу, что он уже думал, не скорпион ли это. Несмотря на теплое пальто, Смит чувствовал озноб, нижнее его платье и белье промокли от пота. Он вспомнил, как нетрудно простудиться или схватить злокачественную лихорадку, поднялся и начал ходить, надеясь согреться.

Тем временем взошла луна и озарила все детали странной, унылой картины. Тайна Египта давила душу Смита. Сколько когда-то живших царей и цариц похоронено в холме, который он попирает ногами! И вправду ли они лежат в могиле, или же бродят призраками по ночам, как говорят феллахи? Не могут найти себе успокоения и обходят страну, где некогда владычествовали. Религия египтян учит, что Ка вечно бродит в тех местах, где погребено наше тело. И если вдуматься, то за этим суеверием отыщется нечто такое, во что трудно не верить и христианину.

Ведь верим же мы в Искупителя и в воскресение мертвых. И разве сам он, Смит, не написал брошюры о некотором сходстве с христианством религии древних египтян, брошюры, которую собирается опубликовать под псевдонимом? Но об этом ему было как-то жутко думать в данный момент — ведь как-никак, он — осквернитель могил.

Его ум, вернее, его воображение, которого ему было не занимать, усиленно работали. Чего только не видали эти скалы! Ему чудилось, что по дороге, которая, несомненно, скрыта под наносным песком там, где он стоит, тянется процессия к темным дверям открытой им гробницы. Он отчетливо видел, как извивается погребальное шествие между скалами. Жрецы, с бритыми головами, в леопардовых шкурах или же в белоснежных одеждах, с мистическими символами своего жреческого звания. Следом — погребальная колесница, запряженная быками, за ней большой четырехугольный ящик и в нем два гроба, а внутри мумия царя или царицы, «сокол, распростерший свои крылья и летящий в лоно Осириса». Позади плакальщицы, оглашающие воздух жалобными воплями. Дальше несут дары умершему: сосуды, утварь, драгоценности. Затем идут высшие сановники государства Амона и других богов. За ними сестры-царицы, ведущие за руку изумленных детей. Потом сыновья Фараона, несущие эмблемы своего царственного сана.