Суд Эрлика - [14]

— Зачем, мой господин! — жрец не скрывал возмущения. — И без того очевидно, что перед нами отъявленный злодей. Мы должны пытать его, выявить имена сообщников и казнить прилюдно, дабы неповадно было другим…

Но эмир не зря столько лет был единоличным владыкой своих земель, и пусть сейчас старость лишила его сил и прежней крепости, но все же, когда нужно, он умел проявить твердость.

— Суд Эрлика, Ассабах! Я сказал.

* * *

Конан и сам не знал, было ли это решение для него удачным. Поначалу он надеялся спастись бегством, если не из темницы эмира, то хотя бы по пути к главному храму Эрлика, где должно было состояться испытание. Но повсюду кордон стражи был настолько плотным, что прорваться через него не представлялось возможным: эмир прекрасно представлял себе подлинную силу и возможности северянина и не собирался облегчить ему побег.

Солнце, подобравшееся к зениту, палило во всю мощь, изливая волны жара на просторную площадь, на белоснежное с колоннами здание храма, увенчанное куполом, крытым красным золотом, на толпу людей, собравшихся перед святилищем, дабы своими глазами узреть суд над нечестивцем…

Жрецы в алых одеждах казались подобны столпам пламени, окружавшими мраморный постамент, на котором была воздвигнута огромная жаровня в форме головы рогатого демона с оскаленной пастью.

В недрах этой пасти жарко полыхал огонь.

По знаку верховного жреца, служки затянули торжественный гимн. Конана четверо стражников подвели к возвышению. Сам эмир с приближенными наблюдал за происходящим из глубин храма, укрываясь в тени колонн от невыносимого солнечного зноя.

— Этого человека судьи обвиняют в том, что он злоумышлял против престола эмира! — гулко объявил храмовый глашатай, и голос его разнесся над головами тысяч людей, замерших в жадном предвкушении. — Он утверждает, что обвинения ложны. — Площадь издала слитный вздох, рокотом прибоя раскатившийся до самых дальних ее уголков. — Так пусть же Эрлик решит, кто прав!

Конан обернулся к толпе.

— Я невиновен! — воскликнул он, потрясая над головой скованными цепью руками.

Площадь вновь ответила слитным взволнованным вздохом.

— Я невиновен! — прокричал он громче. Его заставили опустить руки, чтобы один из

стражников ключом разомкнул цепи. Со звоном они упали пленнику под ноги. Теперь оставалось самое простое, — и страшное одновременно.

Жрецы Эрлика утверждали, что огонь их божества не сможет опалить невиновного, когда тот сунет руку прямо в горнило…

Конан точно знал, что он невиновен. Но он знал также и то, что Эрлик никогда не был его богом. Навряд ли Владыка Огня станет щадить сына северного бога Крома… Так есть ли у него надежда на спасение?

Чтобы хоть на мгновение оттянуть время, прежде чем сунуть руку идолу в пасть, северянин окинул взглядом толпу. Десятки и сотни лиц, одинаковых, точно маски… Алчные до чужой крови, жадные, беспощадные… Ни в одном из них, — даже у женщин и детей, — он не видел сочувствия. Зрелище! Вот все, что было нужно этим людям…

Но внезапно взор северянина остановился на одном лице, показавшемся ему смутно знакомым. Кром! Да ведь это же тот человек с постоялого двора! Убийца двойника…

Первой реакцией северянина было закричать, указать на незнакомца… Но он тут же осознал, что в этом не будет никакого прока. Тот успеет укрыться в толпе, — да и кто станет слушать пленника?! Испепеляющим взглядом, полным гнева и ненависти, уставился он на незнакомца.

А тот неожиданно улыбнулся в ответ. Улыбнулся не издевательски, не презрительной усмешкой победителя… Скорее, вид у него был заговорщицки-сочувственный, — и, вопреки всякой логике, в душе у Конана затеплилась надежда.

Более того, ему даже показалось, — хотя на таком расстоянии он не рискнул бы утверждать наверняка, — что незнакомец подмигнул ему… А затем вскинул руку и сделал жест, в смысле которого сомневаться не приходилось.

Он показывал Конану, чтобы тот сунул руку в огонь.

Сам не зная, откуда родилась в его сердце уверенность в том, что все обойдется благополучно, Конан решительно развернулся к идолу, из пасти которого вырывались языки пламени. Помедлив мгновение, он резким движением выбросил руку вперед.

Площадь вскрикнула.

Затем затихла.

Сперва он почувствовал жар, сильный, почти нестерпимый… Но все же северянин был уверен, что огонь не причинит его плоти никакого вреда. Он продолжал держать руку в пламенеющем горниле.

Гул начал нарастать за спиной. Жрецы с испугом на лицах подвинулись ближе, взирая на чудо, которого никак не ожидали увидеть. Человек, который сейчас должен был бы корчиться от невыносимой боли, стоял совершенно невозмутимый, непоколебимый, как скала, — и держал руку в огне.

Помедлив еще немного, пока сам эмир из недр храма не закричал: «Довольно!» — Конан с торжествующим видом вскинул руку над головой, чтобы все могли убедиться, что плоть осталась невредима.

Вопреки ожиданию, толпа хранила безмолвие. Казалось, люди на миг даже позабыли, как дышать. В гнетущей, абсолютной тишине, повисшей над храмом Эрлика, верховный жрец, побледневший, не верящий собственным глазам, через силу выдохнул:

— Огненный бог явил свою волю! Этот человек — невиновен.