Сучка по прозвищу Леди - [46]

— Дурацкие трюки, — скривилась мама. Она держалась за грудь, словно боялась, что от страха у нее остановится сердце. Потом оглянулась на дверь. Я поняла, что она пришла ко мне втайне от папы и Адама. — Кто научил тебя этому? Ты и вправду умеешь говорить?

Я подумала, что могла бы попытаться что-нибудь произнести, но, похоже, моих родных больше всего пугал мой голос. Тогда я встала на задние лапы, как человек, но это ей тоже не понравилось.

— Хватит, — резко проговорила она. — Встань, как должна стоять собака.

Я послушно опустилась на четыре лапы. Мама вновь прижала ладонь ко рту и закусила один палец, чтобы погрызть ноготь, как она всегда делала, когда волновалась. Поэтому у нее всегда были обкусанные ногти.

— Неужели ты все понимаешь?

Я кивнула, показывая, что все понимаю, после чего мама закрыла глаза и затрясла головой. Однако она, кажется, поверила мне, потому что придвинулась ближе. Постепенно мама оказалась совсем рядом. Я заскулила, и она засмеялась.

— А ты не злая, — сказала она и сделала то, чего я совершенно не ожидала. Она подошла к двери, закрыла ее и немного постояла, жуя кончик пальца. — Мы поговорим с тобой, как женщина с женщиной, — произнесла она со слабой улыбкой. — Гарет пошел с Адамом в его комнату, так что у нас есть несколько минут до приезда полицейских. Почему бы нам не поговорить?

Она пристально вгляделась в меня и вдруг приказала:

— Сидеть. Я села.

— Встать. Я встала.

— Иди на диван. Я подчинилась.

— Повернись. Ляг.

Я исполнила все ее команды, после чего начался настоящий экзамен.

— Сосчитай до трех, постучи лапой по полу.

Это доставило мне удовольствие. Теперь я знала, моя мама почти верит в то, что я не простая собака.

— Сколько будет трижды четыре? Я постучала двенадцать раз.

— От семи отнять шесть?

Я стукнула один раз.

— Господи, господи, — произнесла она и дважды обошла гостиную.

Я же сидела, не шевелясь, и смотрела на нее. Теперь все в ее руках, теперь все зависит только от нее. Мое будущее. Моя жизнь.

— Сколько будет восемью семь?

Я не сводила с нее глаз. Что это значит? К чему такие трудные вопросы? Напрягая мозги, я постукивала лапой, стараясь оттянуть время, но мама вдруг засмеялась.

— Если бы ты ответила, я бы точно знала, что ты не моя Сандра. С семью ей никак не удавалось справиться.

И тут она опять помрачнела, видимо, принимая как реальность чудовищную догадку, и принялась ходить по комнате, жуя кончик пальца.

— Невозможно, не может быть, пусть даже ты умнее всех собак на свете. Просто невозможно! Но ведь… Почему ты надела именно ту майку, которую она носила с этой юбкой? Кто мог об этом знать? И как вышло… — У нее упал голос. — Как вышло, что ты надела ее задом наперед? Моя Сандра всегда носила ее только так. Ей нравилось показывать в низком вырезе ложбинку между грудей. У нее на все были свои причины. А мне всегда хотелось, чтобы она поступала правильно, вот только переубедить ее было невозможно. Откуда тебе известны такие подробности? Откуда ты узнала об этом?

У меня сердце обливалось кровью. Я скулила, стучала лапой, кивала. Мне хотелось обнять маму и обо всем ей рассказать! Я раздвинула зубы.

— Мама, — сказала я.

Но она закрыла уши руками.

— Не говори. Вот только ответь мне. Послушай. Послушай. Обо мне и Сандре. Послушай. Помнишь, когда тебе купили первый лифчик? Мы все вместе поехали за покупками — я, ты, Джулия и Адам. Помнишь? Ты жутко разозлилась, потому что думала, что мы поедем вдвоем, только ты и я. Мама с дочкой. Весь день ты дулась. Я считала, что ты капризничаешь, а когда поняла, в чем дело, очень расстроилась. Ну, и на следующей неделе мы поехали за покупками вдвоем. Только ты и я. Помнишь?

Конечно же, я помнила. Тогда эта история с лифчиком очень меня разозлила, хотя я понимала, что мама не желала мне ничего дурного.

— Ну вот, — сказала она. — Что я тебе купила?

Да! Да! Золотисто-коричневую кофточку. Разве я могла забыть? Я очень любила ее и носила, почти не снимая. В течение нескольких лет это была моя любимая кофточка. От волнения я гавкнула и закивала — да-да… да-да… да-да!

Широким жестом мама распахнула дверь.

— Иди, иди, щеголиха. Ищи! — скомандовала она.

Ах, моя умная, разумная мамочка! С радостным лаем я выскочила из комнаты и побежала вверх по лестнице. Моя дверь была закрыта. Я скреблась, скулила, прыгала, стараясь ухватиться за ручку, и тут, конечно же, Адам высунулся из своей комнаты, тотчас захлопнул дверь, и я услышала крики папы:

— Она убежала! Осторожней, Сью, она убежала!

— Это я выпустила ее, — отозвалась мама. — Оставь ее в покое.

— Ты выпустила? Зачем? Побойся бога!

Наконец мне удалось открыть дверь, и я с радостным рычанием принялась возить носом в груде брошенных на пол вещей. Моя любимая кофточка тоже была там, изношенная и слишком маленькая, но все еще бесконечно любимая, с перемежающимися бархатистыми и красивыми блестящими полосами. Я сбежала вниз и положила кофточку к маминым ногам, а потом подняла голову, и… и…

Мы долго молчали. Папа стоял на лестнице. Мой нос подсказал мне, что у него за спиной прячется Адам. Мама посмотрела на меня и…

— Ах, Сандра! Моя любимая, любимая, любимая — что же с тобой случилось? Кто это сделал с тобой?