Субмарины-самоубийцы - [48]

Утро 16 марта, тот день, когда И-58 вернулась на базу Хикари с отмененного задания, было пасмурным. Дул порывистый ветер, по заливу гуляли волны. Мы с Ядзаки и Китамурой сразу обратили на это внимание, едва подойдя к эллингу с «кайтэнами», но не придали этому особого значения. «В реальных условиях открытого моря волнение может быть куда больше», — решили мы для себя, готовясь подняться на борт субмарины. Но после завтрака, подойдя к жилищу офицеров, мы увидели, что остальные отнюдь не разделяют нашего оптимизма. Здесь, помимо капитана Ориты и некоторых из его подчиненных, находился и капитан 2-го ранга Кэйскэ Мията, заместитель командира базы.

— Погода сегодня не самая подходящая, — сказал Мията, — и ветер, похоже, еще и усиливается. Будет, наверное, лучше всего отменить сегодняшний выход.

— Это было бы глупостью, — не обращая внимания на присутствующих здесь других офицеров, заявил лейтенант Миёси. — Подводная лодка уходит в Куре сегодня в ночь. Нынешний день — последняя для нас возможность еще раз попрактиковаться в старте под водой. Нельзя ее лишаться из-за небольшой ряби на воде.

Мы безмолвно стояли за спиной нашего командира, не смея, разумеется, принимать участия в споре. Нам оставалось только энергично кивать в подтверждение его слов. Миёси, конечно, прав. О чем только думает этот Мията! Все, что может способствовать успеху нашей миссии, не должно быть упущено. И как, по его мнению, мы будем топить вражеские корабли в открытом море, если боимся выйти при небольшом волнении в воды залива?

— Ну а вы что думаете, господин лейтенант? — спросил Мията, поворачиваясь к Орите.

— Верно, — сказал тот, — волнение довольно сильное. Пожалуй, слишком серьезное для невысоких перископов «кайтэнов».

Прозвучало это так, словно он был готов согласиться с отменой выхода. Хотя я не мог сказать это с уверенностью, так как в этот момент заговорил один из его подчиненных, лейтенант Обори.

— Ну уж если сами ребята так рвутся выйти в море, — произнес он, — то нам не следует сдерживать их. Не дело расхолаживать их, не так ли, господин лейтенант?

Эта реплика завершила спор. Назначенная на сегодня тренировка должна была состояться.

Сегодня никому из нас не предстояло помогать грузить «кайтэны», поэтому мы смогли наконец-то осмотреть всю подводную лодку. Меня восхитило то совершенное орудие войны, каким была подводная лодка И-47. В ней, похоже, не было ни одного кусочка свободного пространства большего, чем шесть квадратных футов. И все же необходимое оборудование было установлено там, где ему и следовало располагаться, а каждый дюйм пространства был использован самым эффективным образом. Нам показали офицерскую кают-компанию, где одна переборка была превращена в нечто вроде священного жертвенника. На ней был укреплен небольшой клочок картона размером примерно три на пять дюймов, на котором было написано: «Мое пожертвование… один крупный американский авианосец». Ниже этих слов стояла подпись Сэкио Нисины, первого водителя, погибшего со своим «кайтэном» в ходе выполнения задания. Здесь же были и автографы еще семерых водителей «кайтэнов», вышедших с борта лодки И-47 в свой последний бросок на врага. Эта картина глубоко запечатлелась в наших сердцах. Мы знали, что через пару недель к этим карточкам добавятся еще несколько, и они, в свою очередь, вдохнут отвагу и воодушевление в тех, кто придет за нами.

Офицеры, которые все это время оказывали нам всевозможные знаки внимания, угостили всех нас жареными каштанами. Мы еще лакомились ими, когда пришло известие, что все «кайтэны» погружены, поэтому мы выбрались на палубу субмарины, чтобы осмотреть их. Подводная лодка И-47 была переоборудована таким образом, что могла нести теперь шесть «кайтэнов» вместо четырех, и ко всем шести были подведены изолированные переходные лазы. Теперь мы имели возможность занимать места в кокпите «кайтэна» и стартовать с лодки в подводном положении.

Вскоре мы уже вышли в залив и были готовы к нашему последнему учебному старту. Ядзаки, поговорив со мной в гальюне субмарины, посоветовал мне быть очень осторожным.

— Эти высокие волны могут выбросить тебя на поверхность, Ёкота, — сказал он. — Они могут подбросить тебя так, что ты врежешься в борт мишени, или могут переложить тебе вертикальные рули так, что твоя торпеда уйдет на дно. Будь очень осторожен.

— Симпай най! — ответил я ему. — Не беспокойся! Ядзаки никогда не упускал случая выразить мне свое

расположение: то делился со мной сигаретами, когда у меня кончалось курево, то подробнейшим образом рассказывал мне обо всем том, что он узнал о своем «кайтэне» во время самостоятельных выходов в море. Я тоже привязался к нему, полюбив за всегдашнюю готовность помочь всем и каждому и неунывающий нрав. На него всегда можно было рассчитывать, что он поднимет ваш дух, когда вы в тоске, и заставит вас рассмеяться.

При выходе из залива волнение в тот день оказалось еще сильнее, чем можно было представить, глядя с берега. Лишь с большим трудом я засек свою цель, идя в последний бросок на нее. Тем не менее мне удалось сделать это, и, поворачивая и направляясь к поджидающему нас торпедному катеру, я знал, что проделал все удачно. Мой «кайтэн» был последним из шести, стартовавших в этот день с подводной лодки, и, поднимаясь на палубу катера, я думал, что остальные ждут только меня. Но на палубе были все, кроме Ядзаки. Через полчаса, когда он все так же не появился, я почернел лицом от тревоги за него.