Субмарина - [92]
Он глотает! — кричит кто-то. Он глотает.
Меня хватают за шею, пальцы пахнут табаком. Пытаются помешать мне проглотить.
Они говорят мне: если у тебя что-то есть, если ты что-то проглотил, лучше тебе прочистить желудок. Ради тебя самого. Просто совет. И дают мне спортивное приложение к какой-то газете. Могу почитать о теннисе и женском футболе. Предлагают попить кофе.
Я отказываюсь. В моей куртке они находят пачку сигарет и дают мне две штуки.
Я чувствую это. На секунду отключился, и теперь во рту полно пены. Проклятье! — слышу я. Следователь вскакивает, повалив стул. Держит мне голову, а пена все идет. Он кричит: позвоните в «Скорую»! Быстро!
Я все булькаю, пена так и валит, как будто выпил бутылку шампуня. Горло саднит, и я замечаю, что из носа тоже пошла пена. И одновременно возникает мысль: дали бы они мне поспать. Дали бы мне поспать, в самом деле, я, может, сообразил бы, как все это объяснить. Так вот и пляшем: я на коленях, следователь меня поддерживает, а у меня изо рта пена все идет и идет.
В машине «скорой помощи» полный шухер. Мне делают уколы. Я за свою жизнь много игл перевидал, но не таких длинных, как та, что они приготовили. Это, наверное, для сердца А для чего еще, думаю. Зачем впрыскивать желтоватую жидкость в легкие? Наверное, для сердца Пена больше не идет, но тело сотрясается, и надо мной в ускоренном темпе выкрикивают иностранные слова, сокращения.
Они так быстро движутся в этом крошечном пространстве. Два человека, они разговаривают со мной, говорят, чтобы я на них смотрел, но это непросто, машина едет, я уже сам не могу удерживать голову, она болтается из стороны в сторону. Может, это мои последние минуты. А может, у меня даже и минуты нет. Я бы хотел объяснить врачам, поговорить с ними, сказать, что не надо так стараться. Что это не важно. Я не первый и не последний джанки, погибающий от пере-доза на этой неделе. Не стою их стараний. Потому что это — конец. Похоже, это последнее мое ясное мгновение, теперь я знаю, что все кончено. Они заберут Мартина. Мартина у меня отнимут, он больше не будет моим. И больше не будет сыра «Гавайи». Космических кораблей. Мультфильмов. Псов с лазерными пистолетами.
Эпилог
Ник.
Я слышу, как мое имя выкрикивают в дверное окошко. Николай, вставай. Пора.
Поль, наверное. Рыжий охранник, за тридцать, новенький. Брюхо свисает на ремень.
Ник, вставай.
Он проводит ключом по решетке оконца. Я отворачиваюсь к стене.
Слышу звук его удаляющихся шагов.
Я много сплю. В своей камере я могу спать до полудня. Сказал, что завтрак мне не нужен, и, поскольку работать в мастерских я не могу, меня не трогают. Обычно. Скоро я снова окажусь далеко. Очень далеко.
Мы на могиле матери. Нас довольно много. Брат и я и Мартин, его маленький сын. Он недавно пошел в школу, так что, наверное, уже не очень маленький. Я взял с собой Софию и ее сына, Тобиаса Он помладше Мартина, но им, похоже, хорошо вместе. Наш братишка опаздывает. Как обычно. Всегда опаздывает. Наконец приходит, потный, бежал всю дорогу от автобуса. Мы кладем на могилу пару цветков, розы, она любила розы.
С трудом втискиваемся в два такси. Наш братишка заказал столик в ресторане на другом конце города. У нас традиция: по очереди проставляться в годовщину. И конечно, наш братишка нашел дико дорогой ресторан в Кристианс-Хауне. Однако ни у меня, ни у брата возражений нет. Если бы не он, наш младший брат, мы бы не оставались братьями до сегодняшнего дня. Он объединил нас. Он доказал нам, что мы — семья.
Уже за кофе братишка встает. Говорит, что все обдумал и хочет сказать пару слов. О нашей матери. Ей было трудно, говорит он. Черт возьми. Я знаю, как это звучит. Похоже на издевательство, но ей правда было трудно. Я знаю, это звучит как шаблонная фраза из прощальной речи. Но… О ней много плохого можно сказать. Она не всегда была хорошей матерью. Не всегда была… стабильной. Но если уж на то пошло, она… она пыталась. На самом деле. Никто из нас здесь не сидел бы, мы не были бы сегодня вместе, если бы она не пыталась.
Ник. Пора. Вставай.
Снова голос Поля. Включаю маленький телевизор за пластиковой загородкой, без звука. Не хочу упрощать ему работу.
— Николай, ты меня слышишь?
— Да.
— Я тебе не мамочка, давай вставай.
— Нет.
— Повторять не буду.
— Так зайди. Открой дверь и подними меня. Давай.
Глупо с моей стороны. Я знаю. Но это способ ускорить ход времени. Знаю, по ту сторону двери он размышляет. Читал мое дело. Знает, за что сижу. Знает, как я себя вел, когда сидел в прошлый раз. И теперь размышляет, стоит ли войти или лучше позвать помощь. Понадобятся ли слезоточивый газ и дубинки.
— Поль?
— Да.
— Я встал, слышишь?
— Да.
В его голосе облегчение?
— Зайди сюда.
И снова, я знаю, он раздумывает. Тишина по ту сторону двери. Затем он вставляет ключ в замок. Распахивает дверь, выпячивает грудь.
— Чего ты хочешь? — говорит громко. Большие мужчины разговаривают громко.
— Ты новенький?
— Да, и что?
— Читал мое досье?
— Разумеется, я прочитал почти все досье…
— Я тебя без причины бить не стану. Люблю, чтоб причина была, понимаешь?
— Ты мне угрожаешь? Ты ведь знаешь, что случится, если будешь мне угрожать?
«Письма Амины» стали главным событием новой скандинавской литературы — дебютанта немедленно прозвали «датским Ирвином Уэлшем», а на его второй роман «Субмарина» обратил внимание соратник Ларса фон Трира по «Догме» Томас Винтерберг (одноименная экранизация была включена в официальную программу Берлинале-2010). «Письма Амины» — это своего рода роман-путешествие с элементами триллера, исследование темы навязанной извне социальной нормы, неизбежно перекликающееся с «Над кукушкиным гнездом» Кена Кизи.Двадцатичетырехлетний Янус вот уже четыре года как содержится в психиатрической лечебнице с диагнозом «параноидальная шизофрения».
ВЕСЬ ЭТОТ ДЖАЗКонечно, это роман про любовь. Про бегство в жизнь и про бегство от жизни. Про безверие. Про веру. Про реальность, затерявшуюся в действительности, и про действительность, возводящую иллюзии на свой счет. Про иллюзии, в которых прячется и обретается смысл бытия… Короче, про «весь этот джаз», как говорит герой Юрия ИЗДРЫКА, мягко отсылая читателя к знаменитому фильму Боба Фосса. Который, кстати, нелишне освежить в памяти, открывая этот роман.
Так вот: если один раз взять, да и задуматься, то обнаруживаешь: Тер-Оганян А.С. и есть главный художник 1990-х годов, эпохи посмодернизма в СССР.Дальнейшее будет представлять, как все и всегда у автора этих строк, собрание разнородных и довольно-таки обрывочных сообщений, расположенных по алфавиту и таким или иным образом имеющих отношение к жизни и творчеству Тер-Оганяна А.С. Какие-то из них будут более-менее развернуты, какие-то — одни тезисы, а какие-то сообщения будут представлять из себя только названия — то, что следовало бы, вообще-то написать, да — в следующий раз.
Ярлык «пост-литературы», повешенный критиками на прозу Бенджамина Вайсмана, вполне себя оправдывает. Для самого автора литературное творчество — постпродукт ранее освоенных профессий, а именно: широко известный художник, заядлый горнолыжник — и… рецензент порнофильмов. Противоречивый автор творит крайне противоречивую прозу: лирические воспоминания о детстве соседствуют с описанием извращенного глумления над ребенком. Полная лиризма любовная история — с обстоятельным комментарием процесса испражнения от первого лица.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Первый сборник "Растаманских народных сказок" изданный в 1998 году тиражом 200 экземпляров, действительно имел серую обложку из оберточной бумаги с уродским рисунком. В него вошло 12 сказок, собранных в Полтаве, в том числе знаменитые телеги "Про Войну", "Про Мышу" и "Про Дядю Хрюшу". Для печати тексты были несколько смягчены, т.к. аутентичные версии многих сказок содержали большое количество неприличных слов (так называемых "матюков"). В то же время, сказки распространились по интернету и получили широкую известность именно в "жестких" версиях, которые можно найти на нашем сайте в разделе "Only Hard".
Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни.