Субмарина - [80]

— Давай оставшиеся деньги.

Он вынимает пачку денег из куртки, протягивает мне.

— В коробку надо было положить.

— В какую?..

— Три тенора! От диска, идиот.

Он вынимает из кармана коробку и собирается засунуть туда деньги. Я отбираю у него все, бросаю в пакет с купленной одеждой.

Он ломает руки.

— Остальное ты продал?

— Да. Да, хороший товар, он сам себя продает. Шикарно, черт, ты бы видел, как все разлетелось. Мне б машины продавать.

— Давай-ка притормози.

Не то чтобы кто-нибудь остановился или косо посмотрел, но я стою у Глиптотеки с двумя пацанами. Не надо быть криминалистом или медиком, чтобы понять: эти ребята — наркозависимые.

Сажусь на скамейку, рукой похлопываю по сиденью рядом. Хеннинг садится и, похоже, собирается продолжить. Я поднимаю руку:

— Ты потерял три чека, три моих чека?

— Да, я потерял, я ж говорю, не понимаю как. Потому я и опоздал. Все обыскал. Думал, где обронил, может.

— Слушай сюда. Даю тебе еще один шанс. Завтра. Если ты меня подведешь, если мне покажется, что ты меня дуришь, я наведаюсь к твоей подружке с пятью здоровенными гамбийцами. И они ее будут юзать, пока я не получу свои деньги. И поверь, я за ее жизнь не дам и ломаного гроша. Когда вернешься домой, найдешь там только кровь, зубы и волосы. Понял?

53

Меня будит какой-то незнакомый звук в квартире. Первое, что приходит в голову, — ограбление. Сразу думаю о героине. О моем славном героине, кто-то вломился, кто-то хочет им завладеть. Они его учуяли. Знают сколько. У джанки носы лучше, чем у собак, они знают, сколько его у меня. Они ходили под окнами и принюхивались, а теперь стоят в моей кухне. Я оглядываю спальню. У настоящего дилера была бы бейсбольная бита, нож, пистолет. Что-нибудь острое. Беру с тумбочки лампу, выдергиваю шнур из розетки, поднимаю над головой и медленно открываю дверь.

Никого.

Никого в гостиной, никого на кухне. Снова этот звук, я опускаю глаза.

Нога Мартина скребется о линолеум, изо рта идет пена.

Мы едем в такси. Я держу его голову, рукавом вытираю рот, его тельце дрожит. Глаза вялые, красные, вот они закатываются, видны одни белки. Я трясу его, пока снова не показываются зрачки, но он не фокусирует взгляда.

Шофер едет и на желтый, и на красный. Собранно, откинувшись назад, держит руль обеими руками. К радио даже не прикоснулся, как мы сели. А по радио идет викторина, проигрывают музыкальные отрывки, а слушатели должны звонить и отгадывать, что это. Он проезжает еще один красный. Нам вслед гудят. Шофер не сразу решился нас взять. Молодой пакистанец со шрамом на щеке. Я смотрел на него сквозь стекло, стучал, а он тупо таращился, не знал, что делать. Затем вышел, обежал машину и помог залезть.

В больнице мне задают кучу вопросов. На бо́льшую часть я просто отвечаю «да» или «нет». Врачу лет сорок — сорок пять, ранняя седина. Мартин лежит на каталке, которую везут санитары, я держу его за руку, идем быстро, но на бег не переходим, а врач все задает вопросы. Где-то позади слышны звуки шагов медсестры.

Врач спрашивает:

У него есть на что-нибудь аллергия?

Нет.

Аллергия на орехи?

Нет.

Он ел орехи сегодня или вчера?

Я не знаю.

Аллергия на пенициллин?

Молоко, рыбу, глютен?

Пылевых клещей?

Кошек?

Собак?

Он получает какое-то лечение?

Нет ли у него диабета?

Он ел?

Курицу, морепродукты, сырые желтки?

Что он ел? Ел что-нибудь необычное?

Страдает эпилепсией?

Нарколепсией?

Его завозят в палату, в горло засовывают шланги, делают уколы. Много уколов. Забрали кровь и впрыснули в него прозрачную жидкость.

Один ил врачей стоит между мной и Мартином, пытаясь поймать мой взгляд, он спрашивает:

А он мог выпить из какой-нибудь бутылки с моющими средствами? Вы нашли его на кухне, верно? Вы ведь там храните моющие средства? Да, под раковиной. Как обычно. Все там держат. Попытайтесь вспомнить, не стояли ли бутылки на полу? Какая-нибудь открытая? Какие там стояли бутылки: «Аякс», «Хлорин»? Что-нибудь на полу стояло? Вы должны вспомнить, это очень важно.

Я думаю.

Думаю.

Вижу белый порошок. Вижу, как Мартин его находит. Ищет что-нибудь поесть. Он уже большой мальчик, сам может себе завтрак приготовить. Чего будить папу, он и сам поест. Работает телевизор, звук на минимуме, чтобы не разбудить папу. Притащил одеяло, сидит на диване. И вот он проголодался. Долго искал хлеб, может, хлопья. Что-нибудь пожевать. Залез на стул и ищет. Приходится встать на цыпочки, что-то там в коробочке? Любопытство, вечное любопытство. И вот достал. Так, наверное, и было. Может, принял за сахарную пудру.

Сунул в рот. Голодненький, целую горсточку.

Я качаю головой. Нет. Не знаю. Не знаю, что он мог выпить, «Хлорин» или что-то еще.

Врач смотрит на меня, прямо в глаза, ну просто гипнотизирует. Как будто если он достаточно долго будет смотреть мне в глаза, все ответы на его вопросы проступят у меня на лбу. Отворачивается, меня больше нет.

Аппарат работает с каким-то чмокающим звуком. Тело Мартина выгибается на носилках, затем снова замирает. Медсестра берет меня за локоть.

Я сижу в коридоре. Меня попросили подождать снаружи. Так, дескать, проще будет. Они возятся уже двадцать минут. Еще один врач вошел в палату. Снова вышел, как будто куда-то спешит. Я сижу. Смотрю на руки. Потею. Если он умрет, думаю я. Если он умрет…