Субмарина - [25]

Я встаю и ухожу. Иван идет за мной. Я слышу его шаги позади. Стараюсь идти побыстрее.

В поезде мы молчим. День рождения Аны. Вскоре после моего. Я бы вспомнил, если бы подумал, но я не уверен даже, вторник сейчас или среда. Иван глядит на меня, глядит виновато. Очень. Хотелось бы мне, чтобы его кто-нибудь отдубасил. Прямо сейчас. У меня сил нет, но другой, пассажир какой-нибудь — да пожалуй ста… Не хочу думать про коляску, про мальчика, последнее, что мне хотелось бы делать, — это загибать пальцы, прикидывая, сколько же ему лет, этому мальчику, два, три года? Сколько лет назад Ана оставила меня на Старом кладбище с чашкой тепловатого кофе в бумажном стаканчике? Я иду по вагону, возле велосипедов, стоящих у выхода, меня вырвало. Запачкал одежду, ботинки. Иван придерживает меня за руку, как будто я улечу.

Прощаюсь с ним на Центральном вокзале. Просто «пока», мы не обменялись ни словом, с тех пор как увидели Ану.

28

Я сижу на крыльце общаги: голова слишком большая, в комнате не помещается. Тове еще в больнице, и все же я пью водку из бутылки из-под колы. Много водки, очень мало колы.

С утра в дверь постучали три раза; открыв, я обнаружил пакет. В пакете кола, таблетки от головной боли и записочка от Софии: сердечко и имя. Слышала, конечно, как я притащился ночью, шарахался по стенкам коридора, как шарик для пинбола.

Я выпил целых четыре таблетки, и они потихоньку начинают действовать, водка тоже.

Пока я сижу так, пытаясь собраться, вниз по лестнице проходит даун. Дауны — не то зрелище, что радует глаз с похмелья. Эти ребята умирают от инфаркта, сохраняя на лице счастливую улыбку неведения. Такой у нас дом. На третьем этаже живем мы: те, чье имущество можно уместить на двенадцати квадратах, этажом ниже живут дауны. На первом этаже — студенты. Объявления на дверях библиотек и супермаркетов — это они развешивают. Готовы на все, лишь бы сбежать от нас с даунами. На всё. Сниму комнату, бей меня, трахай меня, заставь меня говно жрать, сниму комнату.

Даун вертит головой по сторонам и выходит на улицу.

Чуть не прихлопнув меня дверью, на улицу выбегает парень. Он останавливает дауна, ведет, обняв за плечи, обратно к лестнице, ставит передо мной:

— Вы не могли бы пару минут присмотреть за ним, я забыл сигареты.

— Нет.

— Две минутки.

— Я пьян.

Он смотрит на психа, смотрит на меня:

— Я сейчас вернусь.

Бежит по лестнице. Даун стоит, опустив руки. Затем снова выдвигается на улицу. Делаю глоток.

Вернувшийся медбрат растерянно оглядывается по сторонам: больной исчез.

— Где он, черт возьми?

Я говорю, что не знаю, может, у него дела. Пошел по делу. Может, дауны — как птички, может, они летом улетают на юг или, наверное, летом на север? Домой, в Даунленд, у них это в крови. Я сказал тебе, что пьян. Может, у них кладбище где-нибудь, как у слонов…

— Да иди ты, куда он пошел?

Я пожимаю плечами, смеюсь.

— Видишь ли, я тут пью…

— Да если я его не найду, меня с работы попрут!

— А ты постой тут еще, поори, как баба, может, с тобой и похуже что случится.

Мне удается довольно-таки отчетливо произнести эту фразу. Делаю глоток. Он смотрит на меня. Я говорю:

— Вали отсюда. Исчезни.

Помедлив, парень выходит на улицу и принимается за поиски.

Я ковыряюсь в замке, дверь в комнату Софии открывается. Она узнает звук моих шагов. Интересно, а других она тоже узнает? Ее малыш растет, растет, а она этого не видит, не делает зарубок на косяке: 97 см. А ты еще сможешь узнать звук его шагов?

Мы трахаемся в ванной с включенной водой. Мне трудно стоять, голова гудит, мы чуть не роняем зеркало. Быстро не получается. Я выхожу из нее и кончаю на разбитые зеленые плитки.

Лежим на узенькой кровати, голые, потные. Она приподнимается, прижимается головой к моей руке.

— Ты такой милый…

— Нет.

— Согласен ты или нет, все равно милый.

— Прекрати, пожалуйста. Меня еще тошнит. Я не…

— Милый, не милый… Ты мне нравишься…

Я слышу звук проезжающих по улице машин, слышу, как где-то в туалете спускают воду, все сейчас так далеко.

— Ник?

— Ммм?

— Я подумала, ты спишь.

— Хорошо бы.

— Ник, если тебе… Если тебе чего-нибудь хочется…

— Да?

— Если тебе чего-нибудь хочется, ну… в постели чего-нибудь.

— Да?

— Ну, ты только скажи…

Шарю рукой по полу, задеваю, но все же в последний момент ловлю бутылку, тонкий пластик прогибается. Приподнимаю голову и допиваю.

Мне было жаль тебя будить, говорит София. Солнце уже зашло. Ты спал так крепко. Иду в ванную, умываюсь. Отлежал руку, до сих пор не чувствую. София включила телевизор — ты еще успеваешь посмотреть «Улицы Сан-Франциско».

Она сидит на диване поджав ноги, с пультом в руке. Улыбается мне: сейчас начнется. О’кей, но сначала что-нибудь выпить.

Все магазины зарыты. Дохожу до пиццерии. Была здесь пиццерия когда-то. Больше нет: теперь здесь магазинчик, а в нем полно алкоголиков. Большая собака или две. Тепло, хоть и вечер, снаружи на ящиках из-под пива сидят два алика, потягивают пивко. Молодой бангладешец, тот, что обычно отпускает, в подворотне раскуривает косячок с одним из постоянных клиентов. Захожу, покупаю пиво. Хозяин, мужчина очень маленького роста, вытирает руки о фартук и достает из холодильника бутылки. Рядом со мной два мужика спорят о расстоянии до Луны. На стуле у двери то ли спит, то ли плачет старуха-гренландка.