Мне кажется, что наука в общем и целом соглашается с тем, что существует нечто, вступающее в эксперимент и отличное от самих измерительных инструментов, и мне кажется, наука согласилась бы с тем, что «концептуально неведомое» — вполне приемлемое название. А не согласилась бы наука с тем, что это концептуально неведомое — эстетическо. Однако если бы концептуально неведомое не было эстетическим, почему тогда научное сообщество так к нему тянется? Если над этим задуматься, вы увидите, что наука потеряет всякий смысл без этого влечения к неизвестному. Хорошее слово для такого влечения — «любопытство». Без этого любопытства никогда бы не было никакой науки. Попробуйте представить себе ученого, у которого нет совершенно никакого любопытства, и оцените его научный вклад.
Эта эстетическая природа концептуально неведомого — связующее звено между науками и искусствами. Науку с искусством роднит то, что наука исследует концептуально неведомое для того, чтобы разработать теорию, охватившую бы все измеряемые шаблоны, возникающие из того неведомого. Искусства исследуют концептуально неведомое иными способами для того, чтобы создать шаблоны — музыку, литературу, живопись, — которые бы проявили динамическое качество, произведшее их. Такое описание мне кажется рациональной связью между науками и искусствами.
В «Дзэне и искусстве ухода за мотоциклом» искусство определялось как высококачественное предприятие. Я никогда не испытывал необходимости добавлять что-то к этому определению. Однако одна из причин, почему я столько времени потратил в этом докладе на описание личных взаимоотношений Вернера Гейзенберга и Нильса Бора в ходе разработки квантовой теории, заключается в том, что несмотря на то, что мир рассматривает науку как некую нудную работу, логическое методичное продвижение знания, здесь я увидел двух художников в муках творческого открытия. Они находились на режущем крае знания, они погружались в неведомое, стараясь вынести из этого неведомого что-то в статической форме, которая оказалась бы ценна для всех. Возможно, Бору понравилось бы наблюдение, что наука и искусство — просто два разных дополняющих друг друга взгляда на одно и то же. В самом обширном смысле вовсе не обязательно создавать встречу искусств и наук, поскольку в действительной практике, на самом непосредственном уровне они никогда и не разлучались. Они всегда оставались различными аспектами одной человеческой цели.
