Субботним вечером в кругу друзей - [32]

Только в пылу азарта Хитрюк немного увлекся. И вместо того чтобы вслух говорить: «Совершенно с вами согласен», а думать: «Идите туда-то…» — стал все делать наоборот. Все прямо оцепенели, в изумлении вытаращили глаза. А он так и шпарит во всеуслышание: «Идиоты, тупицы, лжецы. Катитесь к такой-то бабушке. Мне здоровье важнее». А про себя думает: «Целиком и полностью с вами согласен, дорогие товарищи. Так мне, дураку, и надо».

Первый раз ответил, второй, пока наконец возмущенный председательствующий не обратил его внимание на нелогичное поведение словами: «Ты что мелешь, Емеля! Кого это ты посылаешь к чертовой бабушке? Да ты в своем ли уме?!»

И тут на полуслове Хитрюк осекся и сам в изумлении уставился на присутствующих. До его сознания наконец дошла его ошибка.

Что было дальше? Об этом сказано в самом начале. Исключительно по собственной вине Хитрюк получил инфаркт. И главное урок: живи своим умом. Советы слушай, но всегда имей в виду: отвечать потом придется не советчику, а тебе.

Ну а что касается конкретно персонального дела Хитрюка, то на этот раз его великодушно простили. Тем более что он поклялся больше докладов не делать. По причине инфаркта.

БАНТИКИ

Некий человек лежал на тахте, шевелил пальцами ног и думал, чем бы это ему удивить окружающих. В этот самый момент он обратил внимание на то, как шевелятся пальцы его ног. Это навело его на одну весьма интересную мысль. «Постой-постой, — сказал он себе. — А не научиться ли мне пальцами ног завязывать бантиком шнурки от ботинок? По крайней мере никто из моих знакомых не может делать этого. То-то же все удивятся».

Задумано — сделано. Долгими месяцами он упорно и терпеливо тренировался. Наконец отер рукавом пот со лба и сказал: «Готово!»

Он пригласил к себе домой друзей и знакомых и у них на глазах завязал бантиком черный шнурок. Все были, конечно, изумлены. А некоторые особо чувствительные товарищи даже шокированы.

— Теперь ты сможешь выступать в цирке, — с легкой завистью сказал один из знакомых, страстный собиратель коробочек из-под сигарет, романтик по натуре.

— Нет, что ты! — ответил человек. — Зачем мне цирк? У меня есть хорошая профессия, и я ее ни на что не променяю.

— Тогда зачем же ты учился этому? — спросил другой знакомый, с более реалистическим складом ума. — Какую цель ставил перед собой? Ведь когда ты наденешь ботинки на ноги, то уже не сможешь завязать на них шнурки пальцами ног.

— А просто так, без всякой цели, — скромно ответил человек. — Из любви к искусству.

Не так ли и мы порой тратим годы, чтобы научиться чему-нибудь такому, чтобы удивлять других. Просто удивлять — и все…

ЛЮДОЧКА

Музыкальный критик Николай Петрович — человек беспомощный, не приспособленный к жизни. Он хорошо знает и с удовольствием выполняет только свою работу. Все остальное пугает, нервирует и выводит его из равновесия. И работа у него деликатная — ничто не должно ему мешать.

Супруга Николая Петровича — Зоя Михайловна, зная это, всячески ограждает его душевный мир. Она ходит в магазин, готовит пищу, убирает, стирает, платит за квартиру, улаживает все конфликты с окружающими. А в это же время Николай Петрович углубленно слушает музыку и пишет, пишет, пишет… Всякий, кто причастен к творческому труду, знает, как трудно войти в творческую атмосферу и как, напротив, легко разрушить ее.

Вот почему Зоя Михайловна, уезжая в отпуск, позаботилась, чтобы мужу не пришлось вступать в прямой контакт с грубой действительностью.

— Милый Коленька, — ласково говорила Зоя Михайловна, нежно, как на ребенка, глядя на заскучавшего супруга, — на время моего отпуска я пригласила к нам мою племянницу Людочку из Харькова. Это очень скромная, воспитанная девушка из хорошей семьи. Она давно просится погостить к нам. Она уберет, сготовит, сходит в магазин. И ты не будешь знать никаких забот.

Зоя Михайловна на прощанье нежно поцеловала супруга, а он с некоторым беспокойством стал ждать племянницу из Харькова. Его волновало — не будет ли нарушен его покой, окажутся ли совместимыми их характеры, установится ли между ними человеческий контакт, что позволит ему с тем же настроением, что и раньше, предаваться своему любимому занятию. В силу деликатности характера Николай Петрович не возражал жене, но, наверное, было бы лучше, если бы все-таки эта девушка не приезжала, думал он.

Племянница оказалась и впрямь скромной, воспитанной девушкой. К тому же хорошо, со вкусом одетой. С ладной фигурой. Сияя белозубой улыбкой, Людочка мягкими теплыми губами поцеловала Николая Петровича в щеку, и он почувствовал нежный дразнящий запах французских духов.

Николай Петрович был приятно смущен, и, пока Людочка принимала с дороги ванну, сам неумело приготовил ей завтрак. Это был невиданный и неслыханный в его жизни случай. Людочка вышла из ванны в коротком желтом халатике, не закрывающем даже колен. Но каких колен! Николай Петрович заулыбался, глаза его загорелись, обычно бледное лицо покрыл легкий румянец.

После завтрака Людочка закурила, и Николай Петрович, не терпевший запаха дыма, даже не обратил на это внимания. Он с небывалым подъемом посвящал гостью в новости музыкальной жизни столицы. Потом сам вызвался показать Людочке город, сходить с ней в художественный музей и в консерваторию. Он шел рядом молодцеватой пружинистой походкой, его голос, обычно томный и расслабленный, был полнокровен, звучен, он говорил много и с задором, глаза горели живым горделивым огнем. Он был бодр и полон энергии. Куда девалась его медлительность и внешняя апатия?