СУ-47 для матери одиночки - [165]

- Ты представляешь, какая за нее премия будет? – мечтательно спросил громадный мужчина военной форме.

- Десять граммов свинца! – отрезал спутник, не желая разговаривать. Его глаза зорко стреляли по окружающему, он жестко держался за автомат. – Она сама раздает!

- Все равно она не уйдет! – весело сказал спутник. – На этот раз ввели план “А”, снайпера и пулеметчики рассеяны по всем крышам города, вместо бандюг в подъездах сплошные группы захвата... Которые заодно ликвидируют остатки банд... Вместо дурачков на джипах – тщательно координированные поисковые группы лучших стрелков и следопытов... Если ее только снова возьмут в “гон” и спугнут откуда-то, ее возьмут тихо и осторожно...

Задержавшись в холле, я пропустила патруль мимо, забившись в угол. Город жил своей жизнью. Если б не громадные колесики на чемоданах, превращающих его в отличную тележку, я бы с места не сдвинула их даже сейчас. Каким образом в минуту смертельной опасности я еще их и таскала, я понять была не в состоянии!

Непонятное беспокойство вызывало сказанное патрулем. Я не понимала, что такое “гон”, что такое план “А” и почему террористку ловят таким количеством людей.

Честно сказать, я немного опасалась, что вместо террористки поймают меня – а ведь я ненавижу террористок! Что будет, когда они увидят чемодан с фальшивыми деньгами, я даже и представить себе боялась. Не хотелось даже думать, какими станут лица оперов, когда я начну им рассказывать, что два целых громадных чемоданища – это деньги для монопольки...

А если серьезно – я устала так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ноги не шли... И внезапно я услышала позади какой-то шум... Топот многих сапог. И спереди я услышала какой-то шум. Топот многих сапог. И сбоку я услышала шум, и справа и слева... А мой чемодан медленно скрипел по асфальту. Колесики ввизгивали.

Я тянула этот чемодан, как бурлаки баржу, и чуть не выла. У меня не было даже малейшего оружия. Вообще! Даже мелкокалиберный пистолетик улетевшей на Сириус остался в угнанной машине.

И тут я увидела надпись – музей. Картины. В три часа ночи. В нем был свет, по окнам бегали какие-то тени. Не долго думая, я свернула в глубь дворика и нажала дверь.

Там сидело два охранника с автоматами и тетенька.

- Мне бы это... картинки... – широко улыбаясь во весь рот, запинаясь, выговорила я, – посмотреть... люблю картинки... Мечтаю...

- Опаздываете! – прошипела вахтерша.

Я шмыгнула мимо нее, и она снова закрыла дверь.

- Принесли чемоданы? Так это как раз то, что нужно! – увидев мои чемоданы, облегченно сказал охранник.

– А говорили, что не знаете... – укоризненно сказал второй. – Это ведь те сверхлегкие сейфы, приспособленные специально для перевозки ценностей, о которых мы и говорили. В них и пожар не повредит картин, и выстрелы не затронут... Только два маловато будет... Ключ у вас есть? – сказал он, подхватывая чемодан.

Я показала ключ.

- Ого! – ворчливо сказал он, пытаясь поднять чемодан. – Что там у вас? Еще что-то принесли?

- Я... я... я... не успела выложить, – быстро сказала я.

- Да и открывать сами не умеете, специальным ключом... – посмеиваясь, снисходительно добавил он.

Я возмущенно фыркнула.

- Я сама выложу, смотреть вам не зачем... – мрачно сказала я. – Здесь вещи для охраны музея...

- Лифчики... – хихикнул второй.

- Автоматы Калашникова... – хихикнул первый, подозревая глупое упрямство и нежелание показывать, что я чего-то не умею. – Ну ладно, ладно, я пошутил, мы здесь, чтоб охранять и защитить при эвакуации... – он пытался подстроиться под мой шаг и идти рядом со мной, но ему это не удавалось. Он только смеялся и догонял меня. Но ему было это трудно с чемоданом. Он еле его подымал.

Второй охранник шел впереди, помогая ему. Мы поднялись на второй этаж, который был в полумраке. Я увидела большой стол, стоящий в темноте, за которым сидело множество людей. Очевидно, они не хотели зажигать огня, чтоб не привлечь внимания. Меня в темноте посадили почему-то рядом с председателем. Это была женщина. Они все вели спор и не обращали внимания на меня. К тому же, я была сзади и в темноте.

Не сказала бы, что здесь было тяжелое настроение, но оно явно было воинственным, молниеносным, решительным и очень напряженным... Точно в глазах этих людей пылал молитвенный напор, точно они уже в духе дрались с кем-то и противостояли кому-то.

Не знаю, почему я стала задавать свои глупые и самые простые вопросы. Наверно, это потому, что я всегда была такая глупая, потому люди все говорили и говорили, обращаясь ко мне. А может, это было потому, что мой голос был чуть похож в темноте на голос этой женщины. А вообще, я не знаю, почему они так любят мне рассказывать, ведь я такая глупая... Как бы то ни было, вопрос за вопросом они целый час рассказывали все, споря между собой и не желая остановиться...

Это тоже были фанаты и самоотверженные аскеты. Они так же самоотверженно работали, как и те. Я с восторгом слушала, какой будет жизнь в будущем. Братство людей, братство в малых ячейках и общинах села, братство работы, братство семьи... Но для братства нужно было утвердить реальный рост духа... И нравственную основу жизни, для начала хотя бы нравственное государство, ибо аморальность есть самый страшный убийца простого братства... Простого, и такого понятного... В будущем Духовные республики в конце концов сольются в мировой Единый Нравственный Союз... Для начала предполагалась утвердить нравственность в государстве, но роль государства должна была быть в поддерживании именно минимальной планки... Ее предполагалось строить на основе Культуры... В отличие от религии, купол Культуры и Красоты на основе нравственности покрывает всех... Это не подавляет ни духовной, ни научной, ни религиозной свобод, не накладывает отпечаток сектантства, как в случае религиозной власти... При которой сохраняется, как в исламских республиках сейчас, или католических и православных странах прошлого столетия, разврат, нищета, публичные дома и весь спектр чудовищных пороков, зато полностью подавляется свобода мысли... Тогда как они собирались сделать наоборот – утвердить нравственную основу государства на основе светской и религиозной Культуры всех народов, но оставить свободу мысли. Государство будет обеспечивать начальное воспитание и полностью пресекать аморальные проявления как уголовные преступления, обеспечивать начальную стадию духовного роста, как это было в бывших социалистических странах, но стократно сильнее. Все силы и средства государства будут направлены на утверждение роста духа, воспитание и образование как идеологию. Но, поскольку всем понятно, что государство со своей топорной и платной работой не может топором лезть в душу, то заниматься тонкой работой пробуждения сердец будут другие. Государство – только основа. Венчать же государство, уже зажигать сердца, облагораживать и возводить души, вести более тонкую духовную работу будут уже Подвижники, Учителя, Святые, Старцы... Которые будут привлекать любовью без всякого навязывания... Пока же это невозможно, ибо невозможно строить словом то, что разрушается делом... Никакие проповеди, никакие самые зажигательные и духовные святые не смогут ничего зажечь, если ребенок с детства утоплен в извращениях, порнографии, разврате и половых связях с десятилетнего возраста, если разврат культивируется как государственная телевизионная религия... Это то, как я, глупая, поняла очень сложные вещи...