Ступени в вечность - [196]

Маритха не ответила. Она плакала горько, но слез было немного.

— Она умерла, соблазнившись тем же, что и ты. А Нить её исправно служит своему хозяину.

Огонёк внутри едва теплился и уже не приносил ей облегчения. Но он был.

Нити, зацепилась Маритха. Надо думать про Нити. Они получат свободу, только если… Дверь нужно открыть. Она зашла так далеко! Ради них… молящих её о помощи.

— Он похитил тебя из Латиштры, — не останавливался ни на миг неутомимый мучитель, — потому что знал: я увидел его замысел и теперь заставлю тебя услышать правду. Найду способ и исправлю свою оплошность, пока не поздно, чего бы это мне ни стоило. Ему же необходимо было время, чтобы приручить свой Ключ, вернуть утраченное доверие, ведь открывающее Слово не получишь силой. Пожар в Храме — нужно ли говорить, что и это его рук дело? Дело рук тех самых людей, что так обезумели от моего исчезновения, так изверились и взъярились, что подняли руку на Храм, обвиняя Ведателей Табалы в моей смерти. Хранители Покровителя жестоко наказали безумцев и многих паломников-ослушников перерезали ещё до того, как я поспел спасти остальных. Однако все это лишь на время, до скорого и праведного суда. Столько жертв, и ради чего? Чтобы отдалить меня хотя бы на одну ночь, чтобы успеть укрыть твою Нить, Маритха! Вырвать из моих рук! Стоит ли того равновесие, надолго ушедшее из пограничного города? Оно незаметно покинуло Табалу, вместе со вздорными обвинениями в лжи и смуте, что я разносил по всей Великой Аданте! Вместе с уходом моих учеников, тех немногих, что действительно нуждались во мне. Тех, что грезили о Нитях и жаждали моего направления. Это начало падения, разброда, начало смутных времён. Время перед грабежами и смертями, чередой бегущими по Табале, перед нашествием незримого из запретных земель. Начало войн за золото с Той Стороны. И все это ради бессмертия одного! Подумай, кому ты несёшь бессмертие!

— Ты тоже не избежал того, чтобы сделать громче свой голос в Великой Песне. Сейчас ты почти кричишь, — неожиданно бросил Аркаис и вновь замер, сделался далёким.

— Маритха вздрогнула. Его голос остался прежним, он не скрипел, не хрипел, не дышал ни гневом, ни ненавистью. Словно все, что сказал Раванга, прошло сквозь него, не оставив следа. Почему у неё только боль и ни капли ненависти?

— А ты, — прошептала она, отчаянно цепляясь за последнюю искорку в груди. — Где был Великий Раванга, когда… разоряли Табалу? Что он сделал для… своего равновесия? Чтобы его не разрушить? Может… — Она скрипнула зубами, чтобы не расплакаться вновь. — Может, не нужно… было… бороться вовсе? Вы двое такие… что когда вы… друг на друга… то кажется, что Нить… из тела ускользает… — Маритха с трудом подавила стон. — Вот и Табала… не выдержала…

— Справедливо. Скажи ей, Раванга! — насмешливо уронил Аркаис.

Великий печально глядел на Маритху, и она упрямо опустила глаза к камням под ногами.

— Разрушать всегда легче, чем созидать. Таково людское естество, его легче направить на путь разрушения, чем удержать от него.

— Настоящее равновесие разрушить не так просто, — холодно вмешался Аркаис. — Оно кажется хрупким, но на самом деле крепче камня. Все возвращается к началу, другим, изменённым, но возвращается. Нельзя выйти из этого круга. Для того, что сделано, одних моих усилий недостаточно, и ты это знаешь. Маритха права, противостояние сожгло Табалу. Вот и скажи: стоило ли это всего лишь одного бессмертия?

— Я не смог предвидеть последствий, ибо прямое противостояние в Табале для тебя невозможно. Но я не ведал всей изощрённости Сына Тархи. Любой дар несовершёнен, любой силы недостаточно, когда вокруг все меняется.

— А если бы мог? Отошёл бы в сторону? — подхватил Аркаис.

— В иных обстоятельствах я поступил бы по-иному. Сообразно своему видению и пользе для людей из города. Но все свершилось так, как свершилось, и изменить ничего нельзя.

Сын Тархи только коротко усмехнулся, вновь уставился вдаль. Пелена все больше затягивала небо.

— Не стану себя обелять в твоих глазах: я тоже виноват, ты была права в своих подозрениях, — продолжал Раванга. — Многое из того, что мною сделано — для Нити Аркаиса, не для твоей. Надеясь вернуть его Нить Бессмертным, я доверился их замыслу, слишком долго ждал осуществления, оставляя тебя Сыну Тархи, надеясь, что ты окажешься тем самым даром Бессмертных, что вернёт его обратно. Я обманулся. Замысла не существует. Но теперь слишком поздно исправлять содеянное, и потому приходится немилосердно терзать твоё сердце, и я сочувствую безмерно… Ваши Нити слишком сблизились. Они не разойдутся вмиг, как бы ни было больно. Это правда, как и то, что обещание освободить пленённые им Нити, о котором ты упомянула, ничего не стоит. Если Аркаис уйдёт в мир Бессмертных, для здешнего он умрёт. Его не станет, и Нити, что он удерживал их же собственными путами, в тот же миг получат свободу. Они не связаны с телами и потому не пропадут в междумирье. Они далеко. Если же ему не удастся, то обещание будет забыто в тот же миг. В Храме он не смог бы отказаться от договора. От обещания уйдёт обязательно. И если хоть в чем-то я допустил искажение правды, пусть Сын Тархи свидетельствует это перед Бессмертными. Мы над Храмом, и на этот раз не удастся извратить ни слова.