Ступени любви - [78]
— Постой, — задумчиво проговорил Северино Ормани, — он же бегал за этой… забыл, как её звали-то? Виолой, что ли?
— Ну, да, — кивнул Энрико, — говорил, такой второй ведьмы поискать. Вот такие бестии ему нравились.
Раймондо ди Романо зло сплюнул, обозвав дружков развратниками. Амадео и Северино пожали плечами, а наглый Котяра, жмурясь, улыбнулся.
Между тем в третью субботу мая Лучия позвала Катарину и испуганно пожаловалась на опоясывающую боль вокруг живота. Катарина послала за доктором, Чентурионе, услышав известие, побледнел, как мел. Оттавио Павезе подтвердил, что роды начались, и подивился бледности графа: сам он считал, что для переживаний оснований нет. Тем временем по коридору сновали служанки, постоянно грели воду, суетилась и прикрикивала на челядь Катерина. Феличиано забился в нишу коридора, где пылились старые латы, и трясся в ознобе. Господи, помоги, направь, спаси! Временами из покоев доносились крики Лучии, и сердце Чентурионе замирало. Что, если она не сможет разродиться?
Господи, сжалься!!!
Потом вновь всё затихло. Феличиано испугался, вскочил. Тут снова забегали служанки, послышался голос Катарины и вдруг во дворе звонко прокричал первый петух. Чентурионе и не заметил, как миновала ночь и настало воскресение. Он почувствовал, что силы покидают его, голова кружилась — он не ужинал и почти ничего не ел на обед. Потом раздалось кошачье мяуканье. Чентурионе, измождённый и нервный, вскочил — кто пустил туда Корсаро?
Но тут одна створка двери наполовину распахнулась и оттуда выглянула Катарина Пассано.
— Сидишь, нехристь? Родила.
Чентурионе, не чувствуя под собой ног, сделал несколько шагов к двери и замер, пылающими глазами глядя на кормилицу. Он хотел спросить, кто родился, но язык не шевелился, а губы одеревенели. Катарина же обронила, что он может заглянуть. Феличиано, шатаясь, как пьяный, подошёл ближе и вцепился в ручку двери, пытаясь отдышаться. Его сковал страх. Почему чёртова старая бестия не говорит… что… что там? Наконец пересилил себя и осторожно заглянул внутрь.
Лучия, покрасневшая и потная, откинулась на подушках, прикрытая белой простыней. Доктор сидел рядом и что-то тихо говорил ей. Служанки убирали окровавленные простыни. В серебряном тазу кормилица, молодая девка с налитой грудью, обмывала младенца. Раздавалось мяуканье, но теперь Чентурионе понял, что это вовсе не Корсаро. Плакал ребёнок. Его ребёнок. Потом всё смолкло, новорождённый затих. Служанка обмотала его чистой тряпицей, и тут Чентурионе нашёл в себе силы протиснуться в дверь и кинулся к младенцу. Его заметил и синьор Оттавио, поднялся навстречу, поздравил с рождением сына. Пол снова закружился под ногами Чентурионе, но он непомерным усилием воли сдержал дурноту. Несколько минут, опираясь на столбец полога, молчал, пережидая приступ слабости, потом торопливо потребовал показать ему ребёнка. Новорождённого раскрыли. Феличиано в ужасе отшатнулся.
— Что… что это с ним?
Синьор Оттавио пожал плечами. Ничего. Прелестный малыш. Полненький и здоровый.
— А… почему… — Чентурионе еле мог дышать, — а почему он такой… красный?
— Нет, вы только посмотрите на этого дурня, — раздался откуда-то сбоку голос Катарины и странно расслабил Феличиано, — красный! А ты сам-то из утробы-то не таким разве вылез? Думаешь, в короне и порфире, белым, как сметана? Точно таким же и был.
Чентурионе перевёл дыхание. Таким же… Он ещё не ощущал счастье, но оно уже проступало.
— А когда он будет ходить? — ляпнул он, не подумав.
— О, мужичье, — покачала головой Катарина. — Месяца через три головку только держать начнёт ровно, потом на животик переворачиваться, месяцев через шесть поползёт, к году на ножки станет и ходить начнёт, а там, глядишь, и бегать. Вместо того чтобы глупости спрашивать, лучше бы имя сыну дал… крестить-то как будешь?
Первый страх Феличиано перед крохотным кусочком мяса, его младенцем, прошёл. Он пожелал взять его на руки и служанка, осторожно поддерживая, протянула ему малыша. Теперь Чентурионе вгляделся в личико младенца: тоненькие тёмные бровки, слипшиеся реснички, крохотный ротик и носик — тоже махонький, но острый, с чётко очерченными ноздрями. Его нос! Его лоб, высокий, с впадинами висков. Подбородочек с маленькой ямкой. Такой же, как у него! Феличиано Чентурионе снова затопила волна слабости и счастья. Сын… Наследник!
— А? что? — он помнил, что Катарина о чём-то спросила его, — ах, да… имя… — До этого Чентурионе боялся и помыслить об имени, опасался сглазить счастье, но теперь… Он чуть прижал ребёнка к груди. Теперь с ним был Бог, и Бог был милосерден к нему и к роду его. — Его будут звать Эммануэле, ибо с нами Бог, — резко произнёс Феличиано и вдохнул полной грудью.
Никто не возразил. Катарина думала, что Феличиано наречёт малыша Амброджо, но опасалась, что он даст сыну имя Челестино, и хотела отговорить его от этого, но раз он выбрал иное…
Стало быть, малыш Лелло, крошка Лино.
Тут граф заметил Лучию Реканелли. Господи, он и забыл о ней, сейчас Чентурионе было не до неё. Он торопливо подошёл, сказал несколько мягких слов о том, как счастлив. Катарина обронила, что хочет отпустить одну кормилицу назад в город. У Лучии молока в изобилии, Анна будет кормить через раз, Антонелла не нужна. Он растерялся, мысль о том, что Лучия всё ещё нужна ребёнку, и её придётся держать в замке, не порадовала, но и не огорчила Чентурионе.
Это роман о сильной личности и личной ответственности, о чести и подлости, и, конечно же, о любви. События романа происходят в викторианской Англии. Роман предназначен для женщин.
Как примирить свободу человека и волю Божью? Свобода человека есть безмерная ответственность каждого за свои деяния, воля же Господня судит людские деяния, совершенные без принуждения. Но что определяет человеческие деяния? Автор пытается разобраться в этом и в итоге… В небольшой привилегированный университет на побережье Франции прибывают тринадцать студентов — юношей и девушек. Но это не обычные люди, а выродки, представители чёрных родов, которые и не подозревают, что с их помощью ангелу смерти Эфронимусу и архангелу Рафаилу предстоит решить давний спор.
Автор предупреждает — роман мало подходит для женского восприятия. Это — бедлам эротомании, дьявольские шабаши пресыщенных блудников и сатанинские мессы полупомешанных ведьм, — и все это становится поприщем доминиканского монаха Джеронимо Империали, который еще в монастыре отобран для работы в инквизиции, куда попадал один из сорока братий. Его учителя отмечают в нем талант следователя и незаурядный ум, при этом он наделен ещё и удивительной красотой, даром искусительным и опасным… для самого монаха.
Действие романа происходит в Париже в 1750 году. На кладбище Невинных обнаружен обезображенный труп светской красавицы. Вскоре выясняется, что следы убийцы ведут в модный парижский салон маркизы де Граммон, но догадывающийся об этом аббат Жоэль де Сен-Северен недоумевает: слишком много в салоне людей, которых просто нельзя заподозрить, те же, кто вызывает подозрение своей явной греховностью, очевидно невиновны… Но детективная составляющая — вовсе не главное в романе. Аббат Жоэль прозревает причины совершающихся кощунственных мерзостей в новом искаженном мышлении людей, в причудах «вольтерьянствующего» разума…
Сколь мало мы видим и сколь мало способны понять, особенно, когда смотрим на мир чистыми глазами, сколь многое обольщает и ослепляет нас… Чарльз Донован наблюдателен и умён — но почему он, имеющий проницательный взгляд художника, ничего не видит?
Это викторианский роман о любви, ошибках и заблуждениях, подлостях и истинном благородстве…
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.