Ступени любви - [58]
Между тем девицы нагло строили герою глазки, особенно усердствовали Анна Навоно с Джиневрой Меньи, норовя подставить одна другой ножку, сам Северино растерялся от обилия женского внимания, вино окрасило его бледные щеки румянцем смущения, он зримо похорошел.
Сама Бьянка, замечая на себе взгляд Северино Ормани, и понимая, что он оказывает ей предпочтение, не радовалась, но пыталась уверить себя, что довольна. Молодые люди держались в стороне. Они сторонились всех девиц, но Бьянке казалось, что они демонстративно избегают именно её. Вино нового урожая, незрелое и кислое, всё же пьянило, и постепенно ударило ей в голову. Ей показалось, что иного выхода, кроме как выйти за Ормани, у неё и вправду нет. Своим авторитетом и силой он защитит её от пренебрежения толпы, сравняет с подругами. Она с тоской поглядела на него. Это был не Пьетро Сордиано, но сейчас ей показалось это неважным. Всё уже было неважным. И на осторожный вопрос братца Энрико, упорно ли она настроена против мессира Ормани? — Бьянка покачала головой.
Северино Ормани видел потухшие глаза Бьянки, по-прежнему любил её и ненавидел себя. Ненавидел за то, что не умел заслужить любовь, за то, что не мог отойти. И когда Энрико прошептал ему, что сестрица не встретит отказом его предложение, возненавидел себя ещё больше, но всё равно подошёл и косноязычно произнёс заученные фразы. В глазах его всё плыло, но он видел, что она кивнула. Чечилия и Энрико, появившиеся Бог весть откуда, уже поздравляли их, рядом возник стольник Донато ди Кандия, кравчий Джамбатиста Леркари, камергер Гвидо Навоно, ловчие, шталмейстеры, сокольничие… Катарина Пассано, кормилица графа Феличиано, тоже поздравила их, пробормотав Бьянке «хватит, девка, дурака валять», а Ормани перекрестила, Чечилия же расцеловала Бьянку. Энрико был счастлив до небес, обнимал друга, даже чмокнул в лоб сестрицу.
Свадьбу назначили на будущую субботу.
Охотничий праздник был прерван дождём, но всё важное уже свершилось. Охотники, стражники и девицы, озлобленные потерей лучшего жениха, ушли в замок и только Энрико Крочиато, чуть хмельной и счастливый, остался в саду под навесом.
Ливень с мелким градом прошумел, вселяя ужас и дрожь в древесные листья, бросая жемчужины градин в лужи, их твёрдость таяла в трясине вод. Сырая почва пахла ванилью, Энрико чувствовал себя расслабленным, словно насквозь пропитанным сыростью вечернего сада. В темноте ему мерещился странный однозвучный напев лютни, тот, что способны извлечь из струн и смычка грубые натруженные руки. Чечилия подошла тихо, он ощутил на щеке её мягкую ладонь.
— Мне не по себе, а почему, понять не могу…
— Ты о Бьянке и Северино?
— Нет. Я думал о них, потом о ливне, осени. Потом пришла тоска. Просто подумалось, что со всем этим будет? У какого-то римлянина я прочёл, что человечество — бесчисленная череда покойников, возникающих из ниоткуда и уходящих в никуда. Неужто, правда? Неужели мы также исчезнем, как исчезли эти градины в лужах? Мои мысли, мои желания — всё исчезнет? И здесь, на моём месте столетие спустя будет сидеть кто-то и так же недоумевать — о том же самом? — Тут Энрико опомнился. — Прости, Чечилия. Бог весть, что в голову лезет…
Чечилия улыбнулась.
— Это просто зажглись окна замка. В печальном созерцанье дождя в сумерках сада, они, перекрещённые крестовинами, показались тебе тенями крестов. Отсюда и мысли…
Энрико задумался и кивнул.
— Да, окна… кресты… могилы… Светляки, свечи, лампады и фонари в ночи навевают мысли о вечном. Но я не хочу умирать, — слова Энрико прозвучали бесстрастно, — сейчас не хочу.
Чечилия не удивилась. Она знала мужа.
— Сейчас? А когда-то хотел?
— Да. Я не рассказывал тебе? — он усадил жену на колени, — мне было тогда двенадцать лет. Мы с Донато, он был старше меня, пошли к Дальнему скиту к монаху Аугустино. Он был глубоким стариком, и мы застали его при смерти. Он лежал на одре и странно дышал — глубоко и медленно. Но, увидя нас, привстал, оперся на локоть, подозвал к себе Донато, сказал, что уходит, и благословил его, назвав Раймондо. Мне показалось, старик бредит, потом он снова лёг и побелел. Донато сказал, что он ушёл, уже не дышит. И вдруг я увидел свет, струящийся точно мириады крохотных светляков… свет от покойного — он шёл вверх. И было не страшно. Потом всё исчезло, и я подумал, что мне просто показалось. Через три года Донато принял постриг с именем Раймондо. Тогда я спросил у него, видел ли он после смерти Аугустино свет? Он удивился: «Ты тоже видел?»
После на моих глазах многие умирали. Было страшно. Отец, мать, сестра отца, наш старый писарь, это побоище в августе. Всегда страшно и непонятно. А вот тот раз, один, всё было понятно и светло. Он не умер, он ушёл.
— Феличиано рассказывал об Аугустино. Мой отец возил его в скит, но он не любил потом говорить об этом. Старик наговорил ему кучу дерзостей, сказал, что он растит человека Власти, но не человека Любви…
Энрико бросил быстрый взгляд на Чечилию.
— Я не знал. Феличиано не говорил. Но Аугустино не боялся умирать. Он был свят. Значит, надо жить по-божески, чтобы не бояться умирать. А я боюсь. Что в моей жизни не то?
Автор предупреждает — роман мало подходит для женского восприятия. Это — бедлам эротомании, дьявольские шабаши пресыщенных блудников и сатанинские мессы полупомешанных ведьм, — и все это становится поприщем доминиканского монаха Джеронимо Империали, который еще в монастыре отобран для работы в инквизиции, куда попадал один из сорока братий. Его учителя отмечают в нем талант следователя и незаурядный ум, при этом он наделен ещё и удивительной красотой, даром искусительным и опасным… для самого монаха.
Сколь мало мы видим и сколь мало способны понять, особенно, когда смотрим на мир чистыми глазами, сколь многое обольщает и ослепляет нас… Чарльз Донован наблюдателен и умён — но почему он, имеющий проницательный взгляд художника, ничего не видит?
Как примирить свободу человека и волю Божью? Свобода человека есть безмерная ответственность каждого за свои деяния, воля же Господня судит людские деяния, совершенные без принуждения. Но что определяет человеческие деяния? Автор пытается разобраться в этом и в итоге… В небольшой привилегированный университет на побережье Франции прибывают тринадцать студентов — юношей и девушек. Но это не обычные люди, а выродки, представители чёрных родов, которые и не подозревают, что с их помощью ангелу смерти Эфронимусу и архангелу Рафаилу предстоит решить давний спор.
Это роман о сильной личности и личной ответственности, о чести и подлости, и, конечно же, о любви. События романа происходят в викторианской Англии. Роман предназначен для женщин.
В наглухо закрытом склепе Блэкмор Холла двигаются старые гробы. Что это? Мистика? Чертовщина? В этом пытается разобраться герой романа. Цикл: «Лики подлости».
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Полу-сказка – полу-повесть с Интернетом и гонцом, с полу-шуточным началом и трагическим концом. Сказание о жизни, текущей в двух разных пластах времени, о земной любви и неземном запрете,о мудрой старости и безумной прыти, о мужском достоинстве и женском терпении. К удивлению автора придуманные им герои часто спорили с ним, а иногда даже водили его пером, тогда-то и потекла в ковши и братины хмельная бражка, сбросила с себя одежды прекрасная боярыня и обагрились кровью меч, кинжал и топор.
Беседа императора Константина и патриарха об истоках христианства, где Иисус – продолжатель учения пророка Махавиры. Что означает очистительная жертва Иисуса и его вознесение? Принципы миссионерства от Марии Назаретянки и от Марии Магдалены. Эксперимент князя Буса Белояра и отца Григориса по выводу христианства из сектантства на основе скифской культуры. Реформа Константина Великого.
Звукозапись, радио, телевидение и массовое распространение преобразили облик музыки куда радикальнее, чем отдельные композиторы и исполнители. Общественный запрос и культурные реалии времени ставили перед разными направлениями одни и те же проблемы, на которые они реагировали и отвечали по-разному, закаляя свою идентичность. В основу настоящей книги положен цикл лекций, прочитанных Артёмом Рондаревым в Высшей школе экономики в рамках курса о современной музыке, где он смог описать весь спектр основных жанров, течений и стилей XX века: от академического авангарда до джаза, рок-н-ролла, хип-хопа и электронной музыки.
После победы большевиков в гражданской войне вернулся в Финляндию, где возглавил подпольную борьбу финских коммунистов. В начале 1922 года лыжный отряд Антикайнена совершил 1100-километровый рейд по тылам белофиннов и белокарел, громя гарнизоны, штабы и перерубая коммуникации. Под руководством Тойво Антикайнена Коммунистическая партия Финляндии стала одной из крупнейших партий Финляндии. Коммунистическая пропаганда показала истинное лицо финских правителей, совершенно не заботящихся о своём народе, а лишь пытающихся выслужиться перед Великобританией.
993 год. На глазах юного Торстейна убивают его отца, а сам он попадает в рабство. Так начинается непростой путь будущего корабела и война. Волею судьбы он оказывается в гуще исторических событий, ведь власть в норвежских землях постепенно захватывает новый конунг, огнем и мечом насаждающий христианскую веру, стейну представится возможность увидеть как самого властителя, так и его противников, но в своем стремлении выжить любой ценой, найти старшего брата и отомстить за смерть отца он становится членом легендарного братства йомсвикингов, которых одни называли убийцами и разбойниками, а другие – благородными воинами со своим нерушимым кодексом чести.
Как жили и работали, что ели, чем лечились, на чем ездили, что носили и как развлекались обычные англичане много лет назад? Авторитетный британский историк отправляется в путешествие по драматической эпохе, представленной периодом от коронации Генриха VII до смерти Елизаветы I. Опираясь как на солидные документальные источники, так и на собственный опыт реконструкции исторических условий, автор знакомит с многочисленными аспектами повседневной жизни в XVI веке — от гигиенических процедур до особенностей питания, от занятий, связанных с тяжелым физическим трудом, до проблем образования и воспитания и многих других.