Ступени любви - [54]

…В тот день Северино поехал с Энрико подготовить для графа завтрашнюю охоту и решить, пойти ли на болотного кабана, оленя, фазана или дроздов. По дороге главный ловчий безучастно заметил, что сороки беспокойно кричат, летая над одним местом, поняв, что там лось, а когда по шуму крыльев опознал филина, то уверенно обронил, что его мельтешащий полёт означает, кабаны где-то рядом…

— Почему? — спросил Энрико.

— Когда кабаны идут, они пугают грызунов, а филин охотится на всякую мелкую живность, поднимающуюся из-под их копыт. Где филин — там и кабаны неподалёку. Ой, что это? Заяц. — Ормани легко вскинул арбалет, просвистела стрела, и ушастый, подпрыгнув, упал за пригорок. — Возьми, приготовишь.

— Отлично, — согласился Энрико. — Приходи завтра к нам с Чечилией на зайчатину.

Северино Ормани равнодушно кивнул, и в его безразличии Энрико снова померещился немой упрёк. Он счастлив, любит и любим, а его лучший друг… Домой массарий вернулся в состоянии разъярённого облавой голодного волка, и зло наорал на сестрицу, придравшись к тому, что та отказалась выйти на трапезу, где была Делия. Бьянка убежала в слезах.

Слуга помог Энрико стащить охотничьи сапоги, он торопливо сбегал к заводи, а когда вернулся, в гостином зале появилась донна Чечилия. Чуть наморщив розовый носик, она оглядела трофей мужа и с любопытством спросила:

— Чего ты кричал на сестру, Энрико?

— Ты пришла, моя кисочка, чтобы поинтересоваться моими склоками с Бьянкой? — с нежной улыбкой проговорил Котяра.

— Нет, я хотела напомнить тебе старую поговорку о том, что разумный хозяин загодя, летом, готовит сани. Эту зиму я хотела бы встретить в новой шубке. Но только не из такого меха, — она презрительно покосилась на убитого зайца.

Энрико окинул супругу насмешливым взглядом.

— Для этого моей кисочке вовсе ни к чему вникать в мои препирательства с сестрицей, а просто нужно сесть в некое седло и кое-куда съездить, бодро проскакав несколько миль…

— И куда же?

— Куда сесть? На мою жердину, кисочка, и проскакать на ней до моего полного удовольствия…

Чечилия не сочла этот труд обременительным, повалила супруга на постель и задёрнула полог…

— …Теперь ты съездишь к скорняку за шубой? — лениво спросила она, змеёй протянувшись рядом с ним.

Отдохнув от бешеной скачки, Энрико усмехнулся.

— Я перехитрил тебя, киска. Я давно съездил к Дженуарио.

Чечилия потянулась и сладко зевнула. Потом лениво кивнула.

— Я знаю, ты привёз шубу во вторник, и заложил её в лаковый сундук в гостиной, под зимнее пуховое одеяло.

Челюсть супруга отвалилась. Он и вправду уже привёз шубу, но…

— Откуда ты знаешь?

— Луиджи Борго проболтался. Ты седлал Черныша, потом приехал с песцовой шубой…

— Зачем же ты скакала по мне?

— Потому что хорошо держусь в седле, мой котик. Но думать, что ты можешь перехитрить меня — удивительная глупость с твоей стороны.

Энрико несколько минут молчал, потом навалился на супругу сзади и притянул к себе.

— Ты понимаешь, что ты наделала сейчас, кошечка моя? Ты ущемила моё мужское достоинство.

— И ты за это не подаришь мне шубу?

— Шубу подарю, но до того я намерен подвергнуть тебя наказанию, как провинившегося школяра… — Он погладил ее округлые ягодицы, — я намерен задать тебе трёпку, заставив снова отведать моей жердины. Ты не должна обижаться, деточка, это мера просто вразумляющая, ибо, если я не накажу тебя, порок будет разрастаться…

— Я буду кричать, — предупредила супруга, но это не остановило, а лишь раззадорило строгого педагога, и хоть Чечилия и вправду стонала и царапала подушку, он методично довёл наказание до конца, после чего рухнул рядом. Экзекуция оказалась сладостным, но выматывающим занятием для преподавателя, но для наказуемой она была столь усладительна, что педагогический итог противоречил её назначению, провоцируя Чечилию и дальше пощипывать самолюбие супруга.

— Так чего ты не поделил с сестрицей? — поинтересовалась Чечилия, после того, как супруг счёл своё мужское достоинство восстановленным.

Тут Энрико поднялся и сел на кровати.

— Слушай, кошечка моя, ты вот говоришь, что ты умна. Признаю. — Он усадил её рядом и обнял. — И ты дала мне клятву верности, а это значит, твой долг — всецело разделять мои интересы. Согласна?

— Пока твои интересы не коснулись какой-нибудь потаскушки… да, — кивнула Чечилия, — в противном же случае — я заколдую твою жердину…

Энрико торопливо согнул ноги в коленях и прикрылся, как щитом, одеялом.

— Не надо, киска, моя жердина — твоя собственность, а рачительные хозяйки не портят свои вещи. Но я признаю тебя самой умной из женщин, если ты сможешь мне помочь. Слушай же. — Он поцеловал супругу в розовый носик, — мои интересы касаются человека, которому ты косвенно обязана тем, что можешь по ночам… а иногда и днями… — он нежно погладил завиток волос за ушком супруги, — ласкать своего любимого котика. Но здесь есть тонкость. Этот человек… дурак. Но он четырежды спасал мне жизнь.

— Уж не поэтому ли он дурак? — иронично спросила супруга.

— Нет. Северино — дурак, потому что влюбился в мою дуру-сестрицу. Сестрица моя — дура потому, что не сумела разглядеть в моем друге, что, несмотря на дурость, он умён, благороден и хорош собой. Но я хочу моему дружку счастья. Дурость моего дружка — в девичьей робости. Раз отвергнутый — он не подойдёт вторично, а глупость сестрицы — в ослином упрямстве и дурной гордыне. Что делать?