Ступени любви - [29]

Девица пронзила его синими глазами.

— Я вас ещё в Парме полюбила, а как из монастыря вернулась, мне мессир Крочиато сказал, что получение высших академических степеней сопряжено с большими расходами на подарки профессорам, так что большинство школяров принуждено довольствоваться степенью бакалавра или лиценциата, а промоции на вашем факультете настолько велики, что такую роскошь могут себе позволить только члены орденов, за которых платит конгрегация. А все, за кого конгрегация платит — члены духовного сословия. Понятно, что Церковь требует безбрачия от лиц, существующих на счёт ее бенефиций. В Болонье ректор схоларной корпорации, он у нас гостил, — прелат. Как же тут не расстроиться-то было? И тут вдруг вы говорите, что обетов не давали. Братец тут же и решил меня за вас замуж отдать, да и сбыть с рук, а в октябре в Рим на диспуты поехать. Пойдёшь за него, спрашивает. Я братцу и говорю: пойду.

Амадео опустил глаза и пробормотал что-то невнятное. Слова девицы о любви к нему заставили его совсем растеряться, он и помыслить не мог, что любим ею, теперь не ведал, что сказать на подобное признание. Он был согласен взять Делию в жены, но как выговорить это? Наконец, вспомнив слова Раймондо, чуть улыбнулся.

— Ну, если Господь повелел друзьям носить бремена друг друга…

Глаза монаха воспламенились ликованием.

— Берёшь?! Так я вас прямо сейчас, у отца Фабиано за углом и повенчаю… — Раймондо плотоядно потёр руки, — да, забыл! За ней отец оставил тысячу восемьсот флоринов — приданое, у венецианца, синьора Труффо, хранятся. Лишними тоже не будут, когда детишки-то пойдут. И дом у неё есть — на Церковной улице. — Его преосвященство едва не приплясывал.

Дальнейшее Амадео помнил смутно. Мать, довольно улыбаясь, велела ему надеть пасхальный костюм. Амадео, как в чаду натянул парадный дублет и, увлекаемый Раймондо, вышел в ночной город. Ночное небо было беззвёздным, но странно огромным, он робко протянул руку девице и тут же ощутил ладони её тонкие пальцы. Всё казалось сном.

Маленькая церковь святого Дженнаро была пуста, но епископ, юркнув в алтарь, потом торопливо пройдя по хорам, обнаружил настоятеля, мгновенно договорился с ним о проведении обряда, всунув ему в руку золотой флорин, выпроводил растерянного отца Фабиано из собственного храма, и в ликовании навек соединил дружка с опостылевшей сестрицей, потом отправил их в сопровождении матери домой, а сам, в веселии сердца воспевая «Ныне отпущаеши…», направился в свою обитель.

У порога дома их застал накрапывающий дождь, и со словами «sposa bagnata — sposa fortunata»[5] Амадео перенёс невесту через порог. Душевно Амадео никак не мог прийти в себя, всё казалось каким-то ненастоящим, как предутреннее сновидение, тут он некстати вспомнил свой сон, который теперь так завораживающе и точно сбывался, и, выйдя из ванны, заметил у камина Делию, теперь в белом платье до пят. Мать вошла неслышно и благословила их — за себя и за отца.

Через минуту они остались наедине в жарко натопленной комнате. Амадео чувствовал, что задыхается, руки его трепетали, он не знал, что говорить, начал молиться и вскоре успокоился. Подошёл к девице, и сделал то, что хотел с той минуты, когда увидел её в комнате для игр в замке Чентурионе: распустил обвитые вокруг головы косы и медленно расплёл их, зазмеившихся по белой ткани. Он всё не мог решиться развязать на ней пояс платья, но он упал сам, когда Делия подняла руки к его волосам. Теперь он скользнул руками к её телу и затрепетал — от неё исходил чудесный аромат южных цветов, мёда и лавра, возбуждение плоти налило его силой, он подхватил её и отнёс на ложе.

Все дальнейшее тоже помнил как во сне. Он не готовил себя — даже мысленно — к роли мужа и отца семейства, но вот случилось невероятное: Господь, дабы не нарушил он данный когда-то необдуманный и продиктованный только болью обет, прилепил к нему сердце красавицы, дал услышать слова любви и приязни, привёл в дом его невесту, равной которой не было. Амадео понимал милость Господа к нему, но возблагодарил Его только в полночь, когда девица стала уже его женой. Оглядывая её, спящую, Амадео благодарил Бога за щедрость дара и просил дать ему мудрости и сил духа, чтобы оказаться достойным той, что первая сочла его достойным быть её избранником.

Глава 12

Эти июньские дни были для семейства Лангирано, и особенно для донны Лоренцы, хлопотными, но наймом двух лишних слуг, повара и пекаря, справились. Застолье, поводом для которого было долгожданное бракосочетание сына донны Лоренцы, красы и гордости рода, к тому же — последнего холостяка, собрало вместе всю родню. Все ветви рода Лангирано дельи Анцано оценили знатность и красоту невесты, и мудрость жениха, избежавшего глупостей молодости, нелепых мезальянсов и бесприданниц. Этого в роду не любили. Подарки родни были щедры и полезны — и выражались, в основном, в золотых дукатах, дорогой мебели, коврах да драгоценных венецианских тканях.

Для друзей Амадео тоже устроил застолье — в замке, в покоях графа. Он не особо удивил старых приятелей неожиданным сообщением о женитьбе, лишь заметил, как побледнело лицо Феличиано, да погрустнели Северино с Энрико. На сей раз пили совсем мало, но желали другу счастья. К вечеру этого дня новость через Северино и Энрико разнеслась по замку. Синьора Пассано пожелала молодым господам счастья, ибо молодая жена мессира Лангирано была её любимицей. «Удивительно толковая девочка», говорила о ней Катарина, «и мужа хорошо выбрала, и свекровь у неё прекрасная будет». Челядь тоже радовалась, видя в свадьбе Амадео повод повеселиться, ведь им выкатили бочонок вина и зажарили нескольких баранов, а так как мессир Лангирано не имел в замке врагов, был кроток, вежлив и всеми любим, за него с удовольствием выпили и рыцари. Почти все.