Ступень вторая - [40]

— Андрей Кириллович, если вы не передумали, то пойдемте.

— Разумеется, нет, Слава.

Я приложил руку к куполу и создал разрез. Небольшой, только чтобы мог пройти один человек. Нырнул в него, привычно просканировал мертвенную пустошь передо мной, потом повернулся к дыре, через которую уже пролезли Серый и Иван, а теперь проходил Лазарев. После того, как все оказались внутри, проход я закрыл, к вящему огорчению лазаревского охранника, которое было заметно даже через размытие купола.

Лазарев огляделся.

— Надо же, а такие страхи рассказывали. Здесь, конечно, мрачновато, но не настолько, как говорят. Слава, а как ты вскрывал купол? Признаться, я не понял.

— А зачем вам понимать? — усмехнулся я. — Вы же не Елисеев, а Лазарев. У вас свои тайны, у меня — свои. И учителя у нас были разные.

Он недовольно признал:

— Похоже, хороший у тебя учитель.

— Не просто хороший. Лучший из возможных, — отрезал я. — О чем вы хотели поговорить, Андрей Кириллович?

— А разумно ли болтать в такой обстановке?

— Здесь нам ничего не грозит. Химеры погибли. Ловушки дезактивированы. Не уничтожены пока, времени на это не было, но не работают. Так что мы спокойно можем пройтись до особняка, ничего не опасаясь.

— А в особняке?

— А в особняке вам тоже ничего не будет угрожать, а вот я буду занят. Если разговор секретный, то можно поставить защиту от прослушивания.

— Не настолько секретный, — он хмыкнул. — У жены твоего отца через неделю день рождения. Как ты смотришь на то, чтобы там появиться?

— Отрицательно, — даже не успев подумать, выпалил я.

Это точно была инициатива Лазарева-старшего и так же точно, что она не получила одобрения моего так называемого отца. И ситуация, которую мне навязывали, мне активно не нравилась. Дело было совсем не в том, что от меня ожидали подарка имениннице, меня хотели использовать по-другому. Этим родственникам не нужны были мои деньги, своих хватало, им требовалась моя лояльность. И очень требовалась, если даже у жены Кирилла вырвали согласие. Думаю, любви ко мне у нее от этого не прибавилось.

— Почему? — Лазарев притворился удивленным.

— Андрей Кириллович, нас с вами связывают только деловые отношения. Родственных нет, и как бы вы ни пытались их создать, у вас ничего не получится. Нет, я верю, что жена вашего сына согласилась на мое появление на своем дне рождения, но также я знаю, что ей это будет неприятно. А зачем человеку делать неприятно в его день?

— Слава, это не будет неожиданностью, она знает о твоем существовании. Давно знает. Фактически еще до дня твоего рождения она уже была в курсе.

— Одно дело знать, другое — видеть. Нет, Андрей Кириллович, ни к чему это. Простите, если обидел вас прямотой.

— Обидел, да. Ты мой внук, и я хотел бы видеть тебя в семье.

Мне показалось, что его слова искренни, только где он был почти пятнадцать лет? Неудачники никому не интересны, но стоит только удаче встать за твои плечом — и родственники начинают проявляться со страшной силой, причем с обеих сторон, только успевай отбиваться. И сейчас меня больше беспокоила вторая сторона, с Андреем Кирилловичем мы худо-бедно нашли общий язык, а вот с маминым отцом этого не получится.

— И все же мой ответ не изменится.

Я подошел к воротам, и они послушно распахнулись, пропуская нас. Лазарев завертел головой, отправляя поисковые импульсы. Видно, не доверял до конца. И не он один: Иван тоже выглядел напряженным. Один Серый был спокоен как слон.

— Как здесь все… изменилось, — неожиданно сказал Лазарев. — Я был у Вишневских всего за неделю до трагедии. Такой красивый парк был, и от него ничего не осталось. Но хоть дом стоит. Там внутри как?

— Все сохранилось. Скорее всего. Потому что я был не везде, а что-то могло самоуничтожиться со смертью хозяев.

— Могло, — согласился Лазарев. — Вишневский был тем еще затейником. Думаю, если бы его не убили, он бы непременно втравил нас в войну. Все к этому шло.

— Межклановую? — уточнил я.

— Если бы. Он успел изрядно напакостить и за границей, так что ты рискуешь, используя его символ.

Создавалось впечатление, что Лазарев в курсе всего, что происходит в моем клане. Но вряд ли сливал кто-то из наших, скорее — из государственных структур. Там наверняка у Лазаревых были осведомители.

— Феникс — чистый символ. Он стряхнет с себя всю грязь и обновится. Да, забыл предупредить. Один из живущих в особняке частично химеризировался. Он не опасен.

Предупредил я вовремя, потому что когда нам открыли дверь и Лазарев увидел «Сереженьку», у него рефлекторно дернулась рука, создавая боевое заклинание. Но пришел он в себя быстро, и заклинание развеял.

— Можете осматриваться, Андрей Кириллович, — предложил я.

А сам пошел к лестнице, у которой были составлены ряды двухлитровых банок с крышками. На каждой была наклейка, заполненная каллиграфическим почерком. Тем не менее от этой мирной картины повеяло жутью, потому что каждая банка была предназначена для останков конкретного человека со второго этажа. Даже для горничной приготовили, посчитав, что ее труп тоже опасен, а значит, будет сожжен. Хотя могли бы понять, что если я спокойно захожу и выхожу, то заразы там уже нет. Но так наверняка посчитают не только они, но и Императорская гвардия, так что действительно, лучше перестраховаться и сжечь.