Ступень 3. Воля Демиурга - [8]

— Нет, я достаточно полно и абсолютно правдиво ответил на все ваши вопросы. Быть может, разрешите задать несколько вопросов и вам, госпожа матриарх?

— Только быстро — у меня очень мало времени.

— По вашим словам, меня приняли в академию на освободившееся место, которое ранее занимал мнимый студент, на самом деле являющийся охранником отпрыска высокопоставленного лица. Другого охранника на это место не пустили — его неожиданно и, главное, очень своевременно занял я. Надо понимать, что несчастный случай произошёл не случайно?

— Ты слишком умён для своих лет, мальчик. На этот вопрос я отвечать не буду. Что-нибудь ещё?

— Последний вопрос, госпожа матриарх… Вы сказали, что считаете себя другом Одина… Скажите, я смогу когда-нибудь называть вас по имени?

— А ты наглец, мальчик… — мимолётная улыбка на миг осветила неприступно-холодное лицо женщины, — как, впрочем, и твой легендарный предок. Где-то ты неплохо научился разбираться во внутриклановых взаимоотношениях — называть матриарха по имени дозволено лишь узкому кругу людей, в который входят, как правило, лишь близкие друзья. Если учесть, что друзей у матриархов обычно не бывает, то список таких лиц стремительно приближается к нулю. Даже собственные дети, повзрослев, теряют подобную привилегию. Меня по имени, за исключением собственного мужа, называет только Рэй. Ещё крайне ограниченное число людей просто знает моё имя — им по должности положено. Но шанс на подобную привилегию у тебя есть, пусть и небольшой. Тут уже всё зависит от тебя. Если ты окажешься столь же хорош, как и твой далёкий предок, я, пожалуй, разрешу называть меня по имени. Имя моё Иллэри Камэни…

* * *

Четырёхместный пассажирский флаер клана Камэни отвёз Дэнни прямо ко входу в имперскую столичную техническую академию, где его уже ждал работник этого элитного учебного заведения. Внимательно изучив предъявленный документ и сличив имеющуюся там голографию с оригиналом, мужчина, оказавшийся одним из преподавателей, вежливо, но без подобострастия поклонился и предложил юноше проследовать за ним. Перебросив за спину сумку с немногочисленными личными вещами, Дэнни вошёл в распахнутую калитку ворот и, пройдя по широкой, мощёной полированным камнем дорожке через огромный, заросший старыми деревьями, но чистый и ухоженный парк, оказался заведён в пустой по причине начавшихся занятий административный корпус. Там вежливые и предупредительные сотрудники заставили его заполнить массу анкет, расписаться в приказе о зачислении и ещё куче различных документов, выдали пропуск от личной комнаты в общежитии, направление в библиотеку, методичку со списком учебных программ и расписанием занятий, подробный план академии, после чего пожелали хорошо учиться и не пропускать занятий, добавив, что, в виде исключения, занятия для него начнутся завтра. Тот же молчаливый преподаватель, который встретил его у входа, довёл Дэнни сначала до библиотеки, где вновь испечённый студент получил необходимую литературу, состоящую из нескольких десятков тонких электронных книг, а потом и до дверей общежития, где они расстались. Поднявшись на третий этаж, юноша нашёл свою комнату, открыл ее выданным пропуском, и на усталых от долгого хождения ногах ввалился в помещение, закрыв за собой дверь.

Комната, по меркам Тарии, где Дэнни провёл всю свою жизнь, оказалась небольшой и весьма скромной — помимо стола со стулом, шкафа в углу и узкой кровати в ней ничего не было. Узкий пустой стол с задвинутым под него креслом располагался возле самого окна, за которым плескалось море зелени — окна общежития выходили прямо в парк. В одном углу комнаты приютился шкаф, в другом — аккуратно застеленная кровать. Мебель занимала почти всё пространство комнаты — свободного места там практически не оставалось. Рядом со шкафом располагалась ещё одна дверь. Заглянув в неё, Дэнни увидел крошечный совмещённый санузел — ванна, отдельно душ, унитаз. Рядом с унитазом висело несколько полотенец. В принципе, ничего выдающегося, но жить можно — примерно те же условия были и на родине Дэнни. Дом его родителей, по меркам Лияры, считался достаточно большим, комнат там было много — отдельных апартаментов хватало всем и площадь их значительно превышала выделенную юноше комнату в общежитии, да и несколько ванных комнат родительского дома тоже были значительно больших размеров. В оправдание аскетичности студенческого жилья необходимо было отметить, что простор родного дома компенсировался многочисленностью семейства Дэнни. Пустота маленькой комнаты общежития даже сначала немного напугала юношу, но потом он подумал, что жить здесь ему придётся всего семь лет. Так что ничего страшного, можно и потерпеть…

Сложив полученные книги на стол, где они образовали небольшую стопку рядом с таким же небольшим вертикальным прямоугольником, по-видимому, терминалом местного искина, о которых Дэнни читал в одной из технических книг, юноша переоделся и завалился на кровать, взяв в руки методичку. Сначала он изучил расписание — оно оказалось достаточно плотным, каждый день по четыре занятия. Если учесть, что каждое занятие длилось десятую часть суток, именуемую в Оканийской империи ри, или почти два лиярских часа, а продолжительность самих суток, именуемых ло, составляла десять ри, то получалось, что занятия в академии длились больше восьми часов, или почти весь день. Между вторым и третьим занятиями полагался обеденный перерыв продолжительностью в одну вторую ри, чтобы студенты успели дойти до столовой и пообедать. Вот и столовая на карте обозначена — Дэнни отложил в сторону методичку и начал изучать карту академии. После подробного изучения карты юноша вернулся к расписанию, изучив его до конца и выяснив, в каком из корпусов — а их тут оказалось достаточно много, — будут проходить занятия. Выяснилось, что всё не так уж и страшно — как правило, первое-второе и третье-четвёртое занятия проходили в одном корпусе, так, что студентам не приходилось переходить в другие корпуса после занятий. А после второго занятия — Дэнни по привычке называл их уроками, — студенты всё равно обедали, так что после столовой им было всё равно, в какой корпус идти. Разобравшись с планом занятий на завтра и временем приёма пищи — столовая работала круглосуточно, но время не только обеда, но и завтрака, и ужина было регламентировано, — Дэнни вознамерился узнать точное время. В Лияре точному отсчёту времени особого значения не придавали — вставали с первыми лучами восходящего солнца и ложились, когда наступали сумерки. Для особо пунктуальных точное время ударами колокола отмеряли часы на главной башне Тарии, в дополнение к природному чувству времени, свойственному всем лиярцам. Здесь же за всё проведённое им время юноша не услышал ни одного громкого звука, по которому можно было бы его определить, а собственные внутренние часы не совпадали со временем Оканы. Подумав, что местные жители определяют время как-то по-другому, Дэнни приступил к поискам — в книгах юноша читал, что существуют специальные артефакты, сообщающие точное время с точностью до мгновения. Или данга — как оканийцы называют этот небольшой отрезок времени. Артефактов в комнате он не нашёл, зато научился включать терминал искина — при нажатии на выступающую планку в нижней части терминала тот начинал светиться бледно-голубым светом, и на экране появлялись цифры, сгруппированные в три блока. Первый блок состоял всего из одной цифры, второй отделялся горизонтальной чертой и состоял из двух цифр, третий, как и второй, имел две цифры и отделялся от второго блока такой же чертой. Последняя цифра в блоке постоянно менялась, прирастая на единицу каждое мгновение. А вот и артефакт… Активированный экран монитора показывал текущее время. Сверив показания артефакта с методичкой, Дэнни увидел, что за изучением выданных ему методических материалов он едва не пропустил время ужина. Быстро переодевшись, юноша, взяв пропуск, вышел из комнаты, дверь в которую автоматически закрылась, спустился по пустой лестнице на первый этаж и вышел из общежития на улицу, направившись по широкой дорожке к срытому среди высоких деревьев зданию столовой.