Стулик - [4]
Опять подумалось о Фисе – тяжело и грустно. Телефон её выключен с того, последнего ухода, случившегося вроде бы на ровном месте, когда две недели назад, явившись ночью с сомнительного двухдневного показа нижнего белья «в Лужках» и поразив меня очень ей идущим чёрным каре, она за пять минут собрала сумку и укатила с поджидавшими её в такси девчонками…
(Сотня лимонных лун светит из стеклянного длинного пола, они ведут прямо к сцене, где скачет «Хай-Фай», в напряжённом ухе охранника «божья коровка»…)
…и какого чёрта я не запер тогда её дома, утром опять было бы всё иначе! И сколько вообще изводиться неизбывной мукой несовершённого? Нет, срочно голову под холодную воду, смыть липкие наросты сожаления…
На матовой стеклянной двери – торжествующий сперматозоид, на другой – печальная яйцеклетка, прямо на уровне глаз. В эти симметричные прозрачные знаки можно наблюдать туалетную жизнь… В кружке яйцеклетки на мёртвый изумрудный кафель вдруг наползает ошеломляюще знакомое чёрное каре, длинный красный ноготь, поправляющий локон перед невидимым зеркалом…
И я уже знаю, что увижу дальше, отведя чуть правее голову. Это будет гордый профиль Клеопатры с вычерченным глазом и мулатистыми губами, растирающими друг об дружку перламутровую помаду; потом он качнётся вниз, на секунду исчезнет, зацокают каблуки, и из бойницы яйцеклетки её расширенные зрачки моментальной оторопью выстрелят мне в сердце!…
Было всё не так. Я отпрянул, отступил, ретировался метра на три, зажёг дрожащими пальцами сигаретку и стал ждать.
…господи, только ты один знаешь, сколько раз, сколько бесчисленных раз за две эти недели набрал я её безжизненный номер, звонил её подругам и тут же отключался, пытаясь по первому «алё» оценить их причастность к Фисиному побегу – мои подозрения падали на Марину как на вдохновителя и организатора какой-нибудь невообразимой поездки в тропики из-за симметричной выключенности телефона… Господи, только ты один знаешь, сколько раз я проклинал Фису и тут же просил у тебя за неё прощения, а у матери твоей – направить её на путь истинный!.. Только ты один знаешь, сколько свечек переставил я в нашей ясеневской церкви во здравие её и за упокой и сколько раз в лунную полночь измученный воздух моей одинокой квартирки сотрясала древняя, исполняющая тонкие желания мантра: «Эк аум кар сат нам, карта пур уш нир бхэ нир бхар…» …
С приближающимся цоканием каблуков моё растерянное лицо силится собраться в самоуверенное и даже насмешливое выражение…
Нет, не разразилась Фиса запланированной оторопью. Напротив – относительную невозмутимость продемонстрировала, в весьма столичном, современном стиле. (Мало ли кто кого когда где встретит.) Обалденные новые вещи. Ослепительный загар. И огромные глаза – в них вся вселенная была когда-то – с незнакомой победной поволокой. (Быть может, это из-за зрачков: весь глаз – один сплошной зрачок.)
Ну – всё ясно: следом выпархивает из туалета Марина, загорелая, горбоносая и какая-то развратная – ой, здрасьте, восточные глазки сразу в пол… и это у Фисы, у моей Фисы теперь с ней что-то неуловимо, предательски общее, некая бабская унизительная для меня тайнушка! Ну конечно – они окутаны облачком блядства, как же сразу я не подметил, да ещё зрачки у обеих расширены…
– Пойдём наверх, Марин, мне не о чем с ним говорить!
Вот тебе, дядюшка, и Фисин день. Моя исстрадавшаяся грёбаная любовь ополоумела и кинулась в правую руку. Она сообщила этой кукольной, ненавистной фигурке сильнейший возвращающий импульс. Фиса неловко ткнулась в стенку и осела по ней, заплакав.
– Так, я вызываю охрану. – Марина решительно скрылась сзади.
– Ну что… что ты хочешь от меня, от…отвяжись, уйди из моей жизни. – Фиса уже рыдала в потёках туши. – Где я была? В Таиланде была, с Маринкой, «Ройял Клифф», между прочим! Ты-то в Таиланд не удосужился меня свозить. Как?.. Заработала! Что, не могу заработать?! Представь себе, не на спине – ты только гадости говорить можешь! Что ты смотришь на меня так – не нюхала я ничего… И отстань от меня – я вообще теперь по девочкам…
В распалённом мозгу проносятся одна за другой весёлые картинки: лет пять ничем не занимавшаяся Фиса у станка зарабатывает деньги на Таиланд. Нет – проще: Фиса на сияющем подиуме делает «откачку» в середине прохода, и так раз двадцать пять подряд, каждая по 100 баксов. Нет, ещё проще: Фиса под малоспортивным волосатым мужиком в Лужках, Фиса под другим мужиком и уже в Таиланде, Фиса с Мариной в позе 69… и я совсем неожиданно для себя – с расстановкой и наслаждением – выдыхаю:
– Будь ты трижды пр-роклята, с-с-сука.
О, полегчало. Она, кажется, широкими своими глазами впечаталась ещё дальше в стенку, а я повернулся и пошёл-поплыл гордо наверх, мимо возбуждённой Марины и двух нахохленных мордоворотов – ну, попробуйте только что скажите, я вам паспорт покажу, в нём даже развод ещё не проставлен.
Срочно холодной водки – смыть эту уродливую аберрацию любви.
– Слышь, браток, можно на секунду? – (Ну что ещё кому надо, рыжий конь тянет за рукав и дышит в ухо.) – Я вообще здесь с другом, малаховские мы, он-то всё разобраться с тобой рвался, еле отговорил – ты вроде как муж ей, что ли, значит, право имеешь…
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Предлагаем вашему вниманию роман известного македонского писателя Живко Чинго "Большая вода".
Рассказы «Когда хоронили Маурица», «Сестра невесты» и «Сочельник» — перевод Л. Виролайнен. Рассказ «Серебряное крыло» — перевод В. Смирнова. Остальные рассказы и «От автора» — перевод Т. Джафаровой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.