Стук - [20]

Анна не была слабой, напротив, она точно знала, чего она хочет, и она знала это и без него, Томаса. Откуда это? Она была на четыре года младше его. Четыре года назад Томас прервал свою учебу на врача и решил вместо этого изучать экологию. Ему понадобилось много времени, чтобы решиться на такой шаг.

Томас попытался представить себе, как бы он рос только с матерью, будучи у нее единственным сыном. Никакого дома с башенкой, никакого Эрленбаха, никакой Мириам, только трехкомнатная квартира в непривлекательном квартале на окраине Цюриха, в Швамендингене или Ёрликоне. До вечера в группе продленного дня, зимние каникулы в каком-нибудь школьном лагере в Вализе. И потом, за год до окончания школы, его мать умирает от мучительной болезни, и на похоронах какой-то ворчливый пожилой мужчина подходит к нему, протягивает руку и говорит:

– Я твой отец.

Томас не мог себе такого представить. Но женщина рядом с ним, которая сейчас глубоко и ровно дышала, не нуждалась в такой фантазии, она сама пережила это. На него снова нахлынула волна счастья, ведь это именно ему позволено любить эту женщину, да и она тоже любит его. То, что он будет ее защищать, это он только что произнес в шутку, но это было для него и вполне серьезно. Но от чего защищать? Разве самое плохое не было уже позади?

Чего бы Томасу не хватало, живи он без отца? Горные прогулки на Пик Лангуард, на Пик Чиерва, разве не совершал он их с матерью? Его мать любила бродить по долинам, вдоль горного ручья и снова вниз, но вершина горы всегда оставалась мужским делом с тех пор, как Томасу стукнуло двенадцать или тринадцать лет.

Вести разговоры ему всегда было легче с матерью, но серьезность, с какой его отец относился к своей профессии, что было для него само собой разумеющимся, Томаса всегда впечатляла. Уже вскоре после своего поступления в кантональную школу он выразил желание стать врачом, ему просто ничего другого не приходило в голову. Он просто хотел стать таким, каким был его отец. Поэтому он очень боялся того момента, когда ему придется объявить о своем решении порвать с медициной, и тем неожиданней была для него реакция отца на это. Он, слегка приподняв брови, только спросил: «Так, значит, ты обнаружил, что экология тебя интересует больше, чем медицина?» Когда Томас в ответ подтвердил, что так и есть, отец просто заявил: «Тогда все в порядке. Хорошо, что ты понял это сейчас, а не на третьем году обучения, будучи уже врачом-ассистентом».

Но мать тогда очень испугалась, и она спросила отца, не значит ли это, что он уже раньше для себя понял это, на что отец с улыбкой ответил: «Ты не могла себе такого даже представить, верно?»

Говорил ли отец все это серьезно или нет, было не понятно: он не захотел дать отчета. Но он спросил Томаса, как обычно, в конце месяца, сколько ему нужно денег, и вручил пару сотенных бумажек, не потребовав, чтобы сын оплачивал свою учебу сам.

А если действительно у его отца была другая цель в жизни? Он не стал профессором. Заниматься публикациями ему всегда было противно, сказал он однажды. И даже статус главного врача больницы был выше, чем у оперирующего дипломированного врача частной клиники. Томас решил на будущее когда-нибудь спросить его об этом.

Но чем дольше Томас размышлял о своем отце, тем более его образ становился несовместимым с тем блеклым истуканом, который при погребении его матери поведал бы ему, что он его отец. Тогда он попытался вообразить себе своего собственного отца, как бы он отделился от траурной группы, подошел к нему, все еще стоящему у открытой могилы своей матери, положил ему руку на плечо и признался ему, что он его отец.

Но и эта фантазия никуда не годилась, ибо для таких людей, как его отец, не могло быть никакого повода, чтобы все свою жизнь скрывать от него, что он его сын.

Это все были модели, мысленные модели, и их никак нельзя было применить к собственной жизни. Он был все-таки Томас, а не Анна.

И он любил Анну.

13

Мануэль проснулся, включил лампу возле софы и посмотрел на часы. Без четверти четыре. Кто-то постучал. Он встал, подошел к двери и открыл ее. В прихожей никого не было. И на лестнице, ведущей на нижний этаж, откуда струился свет ночника, который горел постоянно, никого.

– Юлия? – спросил он вполголоса.

Стояла тишина.

Мануэль смущенно вернулся на место своего ночлега. Стакан на столе был пуст. Значит, он все-таки принял рогипнол, надо было хорошо постараться, чтобы разбудить его.

Он был уверен, что кто-то постучал. Или он видел такой сон? Он не мог ничего вспомнить.

Он лег, выключил свет и сразу же снова погрузился в тяжесть искусственного сна.

Едва минуло пять, как Мануэль вскочил, так как снова раздался стук. Когда он снова никого не увидел за дверью, он спустился по лестнице и тихо приоткрыл дверь в спальню.

– Мануэль? – спросила сквозь сон Юлия.

– Тсс, – прошептал Мануэль, – я только хотел посмотреть, спишь ли ты.

– Теперь уже нет, – сказала Юлия и привстала в постели. – Что случилось?

– Кто-то постучал в мою дверь.

– Мириам?

– Но не в такое же время.

– Который час?

– Уже пять.

– Наверно, тебе приснилось.

– Может быть, тогда пока.