Студентка, комсомолка, спортсменка - [18]

— Нет, я виноват. Эх, если бы я не послушал её… Я же видел, что ей плохо. Но позволил убедить себя в том, что это лишь отравление. Я…

— Иди, умойся. Умойся и ложись спать. Ты спал ночью?

— Нет. Когда мне сказали, что её больше нет, я… Наташа, я так любил её. Что мне теперь делать? Как жить дальше без неё?

— Прекрати истерику! У тебя трое детей. Сколько ты выпил?

— Выпил? Откуда ты…

— От тебя пахнет. Так сколько?

— Поллитра. Мне…

— Я всё понимаю. И не ругаю тебя. Иди, умойся и ложись. Потом будем думать.

— Наташа, а как же ребята? Как ты с ними одна?

— Я справлюсь. Иди, отдохни.

— Да. Ты у меня сильная. Ты сильная, дочь. Мы с тобой справимся. Мы сможем!..

Маму похоронили второго января. На похоронах было мало народа. Мы с папой, баба Рита, пара соседей да три человека с маминой работы. Женщины плакали, у папы тоже глаза были на мокром месте, а я заплакать не мог. Я злился. Глупо. Нелепо. Конец двадцатого века и смерть от перитонита. Вовремя не вызвали врача, не распознали банальный аппендицит и… всё.

Она умерла поздним вечером 31 декабря. Совпадение? Наверное. Но я теперь никогда не стану отмечать свой день рождения. И Новый Год тоже не стану отмечать.

Папа вернулся домой лишь утром первого января. Усталый, голодный, слегка пьяный и со следами слёз на щеках. Я хотел покормить, но есть он не мог — так устал. Он не спал двое суток в больнице. Кое-как он умылся, с трудом добрёл до кровати и уснул там поверх покрывала прямо в одежде. А я пошёл в свою комнату, к близнецам.

Тяжело мальчишкам будет без мамы. Я-то хоть семь лет прожил с ней. А им достались лишь жалкие полгода. Такие малыши — и уже сироты. Я не смогу заменить им мать в полном объёме, хоть и буду стараться.

Эти двое суток, что мы провели в квартире втроём, без взрослых, тяжело дались мне. Днём ещё приходила помогать соседка, Анна Васильевна. Но на ночь мы оставались совсем одни. Спали мы все в моей комнате. Анна Васильевна помогла перетащить туда кровати близнецов из зала.

Сложнее всего мне было доставать мальчишек из их глубоких детских кроваток. Каждый из них весил уже более семи килограммов, а во мне и девятнадцати не было. Я с огромным трудом поднимал их. И ведь поднимать ещё нужно было осторожно, чтобы ничего им не повредить. Это же не мешки с картошкой, а живые люди. Один раз мы со Стёпкой чуть не упали на пол с кресла — чтобы доставать малышей, мне пришлось пододвигать к их кроватям кресло, так как с пола я не доставал.

После этого случая я перестал класть их в их кровати. Обоих близнецов я уложил на свою собственную кровать, они там спокойно поместились. С торца кровати была достаточно высокая решётка, а к боку, чтобы они не свалились, я приставлял пару кресел, спинками к кровати. Только вот мне самому места в собственной кровати уже не оставалось. И спать мне приходилось в кресле, положив вытянутые ноги на пододвинутый вплотную стул.

Третьего и четвёртого января папа не ходил на работу. Ему дали трёхдневный отпуск в связи со смертью жены. Вместо работы он метался оформлять на близнецов и на меня пенсию по потере кормильца.

Ещё мы с папой сходили в детскую поликлинику, водили мальчишек на плановый медосмотр. Им как раз по полгода недавно исполнилось. Мама собиралась сама сделать это вскоре после Нового Года, но не успела.

Без папы я идти не мог — у меня просто не хватило бы физических сил тащить по коридорам и лестницам сразу двух своих братьев. И папа без меня идти не мог. Он не очень хорошо умел обращаться с ними. Когда ребята начинали плакать или капризничать, успокоить их мог только я. Папины попытки сделать это, как правило, приводили к обратному результату — начиналась натуральная истерика. Раньше ещё мама могла успокоить, но теперь…

Последние полдня своего невесёлого отпуска папа использовал для того, чтобы переделать кроватки близнецов. Он у меня руками работать умеет. Папа сделал одну из боковых стенок каждой из кроватей откидывающейся, как борт у грузовика. Теперь, когда мне нужно было достать кого-то из ребят, я не лез в кресло и не тянул его вверх, рискуя упасть или уронить, а откидывал борт и относительно легко спускал на пол или переваливал на кресло…

Пятого января папа снова пошёл на работу, а у меня всё ещё продолжались зимние каникулы. Я покормил близнецов, одел их потеплее, и мы, впервые в новом году, пошли с ними гулять. Анна Васильевна помогла мне спустить их вниз и вывезти из подъезда нашу тачанку.

Тачанкой весь подъезд называл чудо-коляску близнецов, которая постоянно стояла на первом этаже, под лестницей, ибо затаскивать её каждый раз на третий этаж без лифта было весьма проблематично. Это было грандиозное сооружение, которое сделал наш папа при содействии пары своих знакомых.

Настоящую, фабричную двухместную коляску купить так и не удалось. Не было их. Пришлось купить две одинаковые одноместные коляски и объединить их в одну конструкцию. В результате получился тяжёлый и неповоротливый восьмиколёсный монстр. Зато в нём можно было выгуливать обоих ребят одновременно.

Вот только управлять таким чудовищем мне было очень тяжело. Совокупная масса тачанки, двух близнецов и их зимней одежды превышала мою собственную массу более чем в два раза. А тут ещё и снег лежит. Я с огромным трудом дотащил тачанку до угла нашего дома, взмок и решил, что дальше мы не поедем. Придётся теперь по будням гулять ребятам исключительно около нашего подъезда.