Строптивая - [9]

ГЛАВА 2

Жюль Мендельсон обычно вставал в пять утра и в половине шестого, когда было еще темно, принимал парикмахера Уилли, который приходил ежедневно брить его. Этот утренний ритуал Уилли выполнял в течение двадцати пяти лет, за что был щедро вознагражден небольшой, но очень прибыльной парикмахерской на бульваре Сансет, содержащейся за счет Жюля. Уилли никогда не заговаривал первым, так было заведено, потому что Жюль во время бритья предпочитал обдумывать предстоящие в этот день дела. Исключения делались только в те дни, когда Уилли стриг волосы; тогда мужчины обменивались мнениями о результатах бейсбольных и футбольных матчей, поскольку оба были спортивными фанатами.

У Жюля выработалась привычка уезжать из «Облаков» в свой офис в шесть утра, чтобы успеть до начала рабочего дня переговорить по телефону с компаньонами в Нью-Йорке, когда открывались фондовые биржи, а также с партнерами в Лондоне. Неизменно, в одиннадцать вечера, обменявшись взглядами с Паулиной, он исчезал, ни с кем не попрощавшись, чтобы не нарушать атмосферу приемов, и Паулина одна справлялась с гостями, пока последний из них не уходил. Обычно последним гостем был Гектор Парадизо. Ему нравилось обходить с Паулиной опустевшие комнаты, гася свечи и проверяя, все ли пепельницы приведены в порядок слугами. Затем они, по уже сложившейся привычке, садились в библиотеке под «Белыми розами» Ван Гога, чтобы выпить последний бокал шампанского и обсудить каждую деталь прошедшего вечера. Они оба наслаждались этим ритуалом и каждый раз ждали его, как прекрасное завершение прошедшего вечера. Поэтому Гектор удивился, когда, загасив последнюю свечу, Паулина сказала ему, что у нее болит голова: «Просто смертельно, дорогой», – и направилась прямо в спальню, отказавшись и от полуночной беседы, и от бокала шампанского. Гектор очень хотел сообщить ей что-то важное, а она умолчала о возвращении Киппи в город.

Гектор Парадизо любил Паулину Мендельсон, хотя никогда не претендовал на роль любовника. У них сложились отношения, понятные им обоим, хотя вслух они никогда их не обсуждали. Никогда Гектор не бывал так счастлив, как в те вечера, что они проводили вместе. Их периодичность возрастала, когда Жюль был очень занят работой или уезжал из города. Тогда Гектор брал на себя обязанность постоянного спутника Паулины на благотворительных мероприятиях, на открытиях выставок в музее, на балетных и оперных премьерах. Фотографы постоянно роились вокруг Паулины Мендельсон, достигшей статуса знаменитости в глазах прессы, писавшей о ней в колонках светской жизни и моды. В такие моменты Гектор стоял рядом с ней, широко улыбаясь, иногда даже приветствовал журналистов взмахом руки, считая, что внимание прессы относится также и к нему как представителю семьи, занимающей достойное место в истории города.

Возвращаясь на машине после вечера у Мендельсонов, Гектор не уставал восхищаться Паулиной, находя ее верхом совершенства. Гектор был сплетником. Об этом знали все, а лучше всех Паулина, но всем было также известно, что он никогда не сплетничает о Паулине. Высшим мерилом преданности Гектора Паулине было то, что он ни одной душе ни разу не намекнул о том, что знает об отношениях Жюля Мендельсона и Фло Марч.

Жизнь Гектора была поделена на две резко отличающиеся друг от друга части; люди, знавшие его в одной ипостаси, представления не имели, как он существует в другой. Высокий, подвижный, лысеющий, в отличной форме, он выглядел моложе своих сорока восьми лет. Он принадлежал к той редкой породе мужчин, чья внешность тем больше облагораживается, чем меньше волос остается на голове. «Танцы, – обычно говаривал он, – помогают сохранить талию стройной, или почти такой же стройной, как в двадцать пять лет», хотя занятия теннисом, в который он каждую неделю играл на корте Роуз Кливеден, тоже немало тому способствовали. В глазах людей он всегда воспринимался как потомок знатной испанской семьи землевладельцев, вроде Сепульведа или Фигуэра, в честь которых были названы главные бульвары города в знак признания их вклада в основание города. Он зачастую испытывал удовольствие, когда слышал, как какой-нибудь незнакомец, услышав его фамилию, спрашивал: «Как в названии бульвара Парадизо, что ведет к аэропорту?»

Состояние, которым когда-то обладала его семья, уже давно улетучилось, но он продолжал жить более чем комфортабельно, на проценты от ценных бумаг, которые ему оставила сестра, Тельма Уортингтон, мать Камиллы Ибери. Тельма покончила с собой более десяти лет назад из-за неудачной любовной связи. Его небольшой, но благоустроенный дом на Хамминг-Берд Уэй, между Ориоул и Траш на Голливудских холмах, фотографировали для одного из журналов по домоводству. Здесь в течение многих лет собирались гости на коктейль. Гектор нередко говорил, что его дом – один из немногих мест, где встречаются представители разнообразных слоев города. Это в действительности было так, но встречались они не в одно и то же время.

Если кто-то хотел узнать об обществе Лос-Анджелеса, то непременно обращался к Гектору. Он знал ответы на все вопросы, потому что знал всех, и если даже с кем-то не был знаком, то все равно знал о нем все. «Мы можем знать не все, но мы знаем тех, кто знает других», – любил говаривать он. Гектор знал о связях старых семей города во многих поколениях. Как, например, о Бронуин Доухени, матери Каролин Филиппс, дожившей до девяносто одного года, чьи похороны должны были состояться на следующий день в епископальной церкви Всех Святых в Беверли-Хиллз. «Девичья фамилия Бронуин—Паркхерст, – рассказывал он своему другу Сирилу Рэтбоуну, который писал для светской колонки в «Малхоллэнд», рассказывал так, словно щелкал орешки. – Она была второй дочерью судьи Паркхерста. Ее дед построил тот огромный – во французском стиле – дом на бульваре Уэста Эдамса, в котором сейчас находится Центр церкви Света Небесного. Теперь этот район черный, ты знаешь. Когда я был ребенком, то часто ходил в этот дом на дни рождения Каролины, а затем семья переехала на Хэнкок-Парк. Далее. Первый муж Броунин, который не был, я повторяю, не был настоящим отцом Каролины, но это другая история, звался Монро Уиттьер, а когда Монро умер, она вышла замуж за Джастина Малхоллэнда, который растратил деньги. Ты помнишь эту историю? Джастин Малхоллэнд, умерший в тюрьме, был двоюродным братом Роуз Кливеден». Когда Гектор не танцевал, то мог вести подобные разговоры часами, чем он и занимался, когда проводил вечера с людьми, с которыми вырос, но надо отметить, что на эти разговоры уходила только часть вечера, до полуночи. Кроме того, многие годы он был известен как человек, ведущий первую пару на открытии бала, а также как наставник дебютанток, которых он учил делать низкий реверанс во время бала в «Лас Мадринас», где дочери элиты Лос-Анджелеса впервые представлялись обществу.